— Курица есть и сбитень. Я разогрел его!
— Тащи! — И Башилов присел к столу и жадно начал есть принесенное Ивашкой.
В окно смотрел хмурый осенний рассвет, и убогая комнатка капитана гвардии казалась еще несчастнее. Он снимал у огородника избу в одну горницу с печкой за перегородкой, где жил его денщик. Бревенчатые стены не были ничем украшены: только в углу висели старый халат да офицерский шарф; мебель этой горницы составляли: два жестких дивана, четыре стула, стол и узкая походная кровать, да в углу стояла целая куча чубукоь от трубок.
Башилов поел, резко сорвался с места и схватил шляпу; денщик развернул перед ним серую шинель.
— А что на обед будет? — спросил он.
— Каждый день, дурак, с пустяками лезешь! Что, что? Делай что хочешь!
— А гроши?
— А гроши? — передразнил его Башилов. — Что, я делаю их, что ли? Займи где-нибудь! — сказал он быстро и скользнул в двери.
— Смордовать где качку, — пробормотал Ивашка, задумчиво почесав в затылке, — а хлеба в лавке не дадут.
Тем временем Башилов уже храбро шагал по лужам и грязи под мелким осенним дождем, торопливо направляясь к казармам.
Сегодня был назначен у них плац-парад и, того гляди, мог приехать и сам император. При этой мысли Башилов ускорил свой шаг.
Он жил на Конной площади, и до Семеновского полка ему надо было пройти немалый конец по Обводной канаве; но он сокращал свой путь, перелезая по дороге плетни и идя прямиком по огородам и пустырям.
— Эй, Башилов! — окликнул его веселый голос недалеко от казарм, и с ним сравнялся маленький толстый поручик.
— Башуцкий! Здравствуй! — ответил Башилов. — Что вчера делал?
— Что? Продулся! Ха-ха-ха! Сегодня отыгрываться буду! Греков звал! У него чуть не ассамблея готовится. Прелестниц назвал! Пойдешь?
— Ни гроша нет! — уныло вздохнул Башилов.
— Глупости! Он же даст и на почин!
— Э, други! — крикнул сзади молодой голос, их догнал штабс-капитан Вишняков. — Говорят, государь приедет?
Офицеры кивнули ему в ответ и вошли в казармы, где каждый направился в свою роту.
В низкой огромной комнате толпились солдаты Башилова. Он поздоровался с ними и приказал выводить их на двор. Там уже выстраивались ряды. Шеф полка метался, хрипло крича, офицеры суетились, и только Башилов спокойно выравнивал свои ряды.
— Музыка, вперед! — закричал командир второго батальона. — Шагом марш!
Солдаты, брякнув ружьями, потянулись со двора на огромный плац. Впереди ехал шеф полка, тучный полковник, рядом с ним командир второго батальона и позади них два адъютанта и горнист. Офицеры и солдаты без шинелей; дождь монотонно поливал их и портил мундиры и настроение.
На площади уже выстраивались ряды измайловцев. Семеновцы установились тоже, и наступило томительное ожидание. На краю площади стал собираться народ, неизвестно откуда появились собаки.
— Едут! — вдруг пронеслось по рядам.
— Стройсь! Оправсь! — раздалось тут и там.
Произошло движение, и потом все застыло и замерло. «Хлюп, хлюп, хлюп» — раздалось шлепанье конских копыт по грязи, и в сопровождении четырех лиц показался император на своем неизменном Помпоне, огромной английской лошади. Он был в темно-зеленом мундире, с одной звездой на груди, в белых лосинах и крагах, с хлыстом под мышкою.