– Так вот что я скажу тебе, участковый, – важно поднял палец вверх печной, – если и дальше будешь оправдываться за каждый свой поступок, то жалеть тебя, конечно, будут, любить, может быть, тоже, а вот уважать – никогда! Так и передай это советчику своему, гороховому!

– Эх и надоели вы мне все, – вспылил Костя, – учите все, учите!

– И то верно, – не обиделся дед, – устал я с тобой, бестолковым, возиться. Подсади-ка на печь, да сам в следующий раз, своей головой думай!

Костя, едва сдерживая досаду, затолкал деда на печку, и, лелея кровожадную мечту сдать печного в плен к снохе, вышел на улицу. Начинался третий день расследования.

Начать его Костя решил с визита к предполагаемой подруге убитого и ее мужу. День был выходной, наверняка оба супруга были дома, поэтому Костя решил не связываться с повестками, а навестить их самому. Так, кажется, делал Аниськин из доисторического телесериала, а его, вроде бы, на селе уважали и побаивались.

Дом Комаров искал долго. Все, кого он не спрашивал, требовали отчета о том, зачем участковый идет в дом Федорчуков, когда состоится суд над Куркулевым и заставят ли того закопать ямищу, выложенную цементом и безнадежно мечтающую стать бассейном.

После туманных отговорок Комарова, обиженные недоверием но-пасаранцы не менее туманно махали рукой в направлении, где предположительно жили Федорчуки и уходили, обсуждая себе под нос нелестное впечатление о новом участковом.

После того, когда потеряв пол-утра на поиск нужного ему дома Комаров все-таки его нашел, новое разочарование не заставило себя ждать. Хозяйка была дома, а вот хозяин…

– Ну и что, что выходной, – посмотрела на него, как на умалишенного, полногрудая молодая женщина, – лето же.

– На рыбалке, что ли? – не понял Костя ее сарказма.

– На какой рыбалке? В рейсе!

– Так выходной же! – почти крикнул Костя.

– Говорили, вы городской?

– И что?

– У сельских жителей выходные только тогда, когда им позволяет это земля и скотина. У меня вот тоже всего полчаса для вас есть. На дойку дневную пора.

– Я вам справку на работу выпишу, – жалобным голосом пробормотал окончательно запутавшийся Костя.

– А я ее на мелкие кусочки аккуратненько разрежу и каждой недоенной корове выдам. Пущай читают, – развеселилась женщина.

И тут же погрустнела:

– А я ведь знаю, зачем ты пришел. Федьку моего арестовать хочешь.

– Да откуда вы все знаете! – вспылил Костя.

– Знаем, не меньше тебя знаем. Только я тебе вот что скажу: не виноват муж. Да, грешила с Сергеем, да, и драки про меж них были, и всякое другое. Но только Федя мой на убийство неспособный. Он даже скотину мне заводить не дает, резать, говорит, жалко. И мышей из мышеловки на волю выпускает, если не до смерти их защемит. «Пусть живут, – говорит, – раз судьба их пожалела, то значит так им на роду написано».

– Так кто же по-вашему, мог убить Куроедова? Вы его хорошо знали, наверное, говорил вам про врагов, друзей?

– Ничего я не знаю, – вдруг резко замкнулась женщина, – и вообще, мне на дойку пора.

– Придется вам тогда после работы в отделение прийти, – попытался остановить ее Комаров.