Отец уже сидел за большим письменным столом, скрестив руки на груди и нахмурив брови. В его каштановых волосах пробивалась седина, но светло-зеленые глаза оставались кристально ясными и чистыми.
– Садись, – сказал он.
Монтгомери остался стоять, положив руки на спинку одного из стульев.
– Мне не хотелось бы садиться.
– Садись! – рявкнул Брайан.
– Нет, я лучше постою.
– Ну, хорошо, – сдался отец.
Брайан встал, он пересек комнату и, остановившись у входа, прислонился спиной к двери. Граф как будто намеренно преградил сыну путь к бегству.
– Если ты настаиваешь, я сяду, – пошел на попятную Монтгомери и опустился в кресло.
– Ты легкомысленно относишься к своей жизни, – начал Брайан, возвращаясь на место. – Ты храбро воевал, был ранен, многое повидал. Как ты можешь вести себя безответственно? Неужели ты не понимаешь: грязные сплетни пятном ложатся на репутацию семьи? Твоя мать с нетерпением ждала возвращения в Лондон, но теперь она боится выходить из дома. Я сам подвергаюсь нелепым насмешкам. Эвелин однажды пришла домой в слезах.
– Эвелин всегда плачет, и в этом виноват ее муж, а не я. Она ненавидит его.
– Напротив, она слишком сильно любит мужа, но они оба непостоянны в своих эмоциях. Они ссорятся, потом мирятся, а потом снова ссорятся. Не все супруги живут так дружно, как мы с твоей матерью.
– Я слышал, как мама кричит на тебя.
– Черт возьми, Монтгомери, если мы и ссоримся, то только из-за вас, детей. Впрочем, все это к делу не относится. Я требую объяснений! Почему ты допустил, чтобы о тебе по всему Лондону распространялись нелепые слухи?
Монтгомери вздохнул, поскольку не был уверен в убедительности своих доводов. И все же решил попытаться усмирить гнев родителя.
– Разве я когда-нибудь лгал тебе, отец?
– Насколько мне известно, нет.
– Тогда поверь мне на слово: все, что я делал, я делал неспроста. Так надо, отец! И, к сожалению, разожженный мною костер не должен гаснуть.
– Что это значит?
– Это значит, что я не стану ничего отрицать, хотя на самом деле все обстоит не так, как выглядит. И ты с полным правом можешь опровергать слухи. Допустим, ты можешь объяснять некоторые события тем, что я был пьян.
Брайан хмыкнул, но его взгляд прояснился.
– Клэр говорила мне то же самое. Так, значит, ты пьешь?
– Нет, но это хороший предлог, который мог бы многое объяснить в моем поведении. В конце концов, выпивка приводит к глупостям.
Брайан вновь нахмурился.
– Я ожидал, что ты будешь все отрицать. Но твои слова «так надо!» привели меня в замешательство. Значит, ты осознанно разжигаешь скандалы? Но зачем?
– Ну, я не стал бы называть сплетни, которые ходят обо мне, скандалом. Они сделали меня в каком-то смысле посмешищем, однако я готов это вынести. Только тебе я признался, что эти россказни не соответствуют действительности, но об этом ты должен молчать, – сказал Монтгомери и, чтобы отвлечь отца от неприятной темы, неожиданно сообщил ему: – Между прочим, я, кажется, влюбился.
На лице Брайана отразилось недоверие.
– Кажется? Это не то слово, когда речь заходит о любви, мой мальчик. Любовь или есть, или ее нет.