К вечеру пятого дня я понял, что обречен. Папаша Мюнш установил мне контрольный срок — уже не первый, но в этот раз последний — и он истекал в шесть часов вечера. Мистер Фитч от заказа уже отказался.

Сидя у окна мастерской, я смотрел на Ардлей-парк.

И тут появилась она.

Я так часто прокручивал у себя в мозгу эту сцену, что мне не составило труда притвориться. И даже слабое головокружение мне не помешало.

— Привет, — сказал я, почти не глядя в ее сторону.

— Привет, — ответила она.

— Еще не пропала охота?

— Нет, — в ее голосе не звучало ни вызова, ни стеснения. Просто констатация факта.

Я бросил взгляд на часы, поднялся на ноги и отрывисто произнес:

— Послушай меня, я дам тебе шанс. У меня есть клиент, которому нужна девушка приблизительно твоего типа. И если ты постараешься, то у тебя может появиться возможность стать профессиональной натурщицей. Если поспешим, то застанем его еще сегодня, — добавил я, складывая свое снаряжение. — Пошли. И кроме того, если хочешь пользоваться моей благосклонностью, не забудь оставить свой номер телефона.

— Ух, ух, — услышал я в ответ. Она как стояла, так и стояла.

— Что это значит? — спросил я.

— Я не собираюсь идти ни к какому твоему клиенту.

— Черт тебя подери, — выкрикнул я. — Ты что, придурочная?

Она медленно качнула головой.

— Ты меня не проведешь, малыш, никак не проведешь. Я им нужна, — и она улыбнулась мне во второй раз.

В тот момент я подумал, что она, вероятно, прочитала мои объявления в газетах. Сейчас я не столь в этом уверен.

— А сейчас я скажу тебе, как мы будем работать, — продолжила она. — Ты не узнаешь ни моего имени, ни адреса, ни номера телефона. Никто не узнает. И мы будем снимать только здесь. И только вдвоем: я и ты.

Вы можете себе представить, какой я тут поднял шум. Что я только ни делал — кричал, терпеливо объяснял, бесился, угрожал, снова умолял.

Я был готов надавать ей по физиономии, если бы она не представляла собой фотографический капитал.

В конце концов мне ничего не оставалось, как позвонить папаше Мюншу и изложить ему ее условия. Я понимал, что у меня не было ни шанса, однако позвонил.

В ответ я услышал возмущенный рев, троекратное «нет», после чего папаша Мюнш бросил трубку.

Ее это совершенно не обеспокоило.

— Начнем снимать завтра утром, в десять часов, — сказала она.

Избитые фразы из киножурналов были в ее вкусе. Около полуночи мне позвонил папаша Мюнш.

— Не знаю, в каком сумасшедшем доме ты ее откопал, — сказал он, — но я согласен. Подходи ко мне завтра утром, и я попробую вдолбить тебе в голову, какие именно фотографии мне нужны. Да, кстати, я очень рад, что вытащил тебя из постели!

После этого положение начало выправляться. Даже мистер Фитч пересмотрел свое решение: два дня поупрямился, ссылаясь на полную невозможность принять такие условия, и все же принял их.

Конечно, сейчас вы все зачарованы Девушкой, и вам не понять, какого самоотречения потребовало от мистера Фитча согласие отказаться от руководства съемками моей натурщицы для своего журнала.

Утром следующего дня она пришла вовремя, как и обещала, и мы приступили к работе. Одно о ней скажу: она никогда не уставала и не возмущалась тем, как я дергаюсь, когда снимаю. Дело спорилось, и только вот ощущение того, что из меня что-то осторожно вытягивали, не пропадало. Может быть и вы испытывали нечто подобное, глядя на ее изображение.