Нетта наморщила лоб, дёргая сиреневую прядку.
– В участок, за ними! Мы слышали о чудовищном происшествии и пришли выразить пострадавшему поддержку.
– Э-э, сомневаюсь, что пустят, – вскинул палец Чезаре. – В последний раз суперинтендант назвал меня ходячей пропагандой нездоровых устремлений и обещал запереть на трое суток, если снова увидит болтающимся возле участка.
– Но мы ведь не собираемся сейчас расклеивать листовки в защиту прав облизываемых лягушек и привязывать одну из них к капоту его машины, – возразила Нетта. – К тому же ты не будешь болтаться возле участка, мы зайдём внутрь.
Последнюю фразу Чезаре, обычно такой уравновешенный, уже не расслышал, воспламенившись гневом:
– Не лягушек, а психоактивных жаб! Ты не представляешь, на какие зверства готовы торчки ради крупицы буфотенина[6] с их кожи. Вот что бы ты чувствовала, если бы сидела взаперти и регулярно подвергалась облизыванию?
– Это угроза? – мурлыкнула Нетта, полуприкрыв глаза.
Чезаре моментально остыл и тоже заулыбался. Воздух заискрил флюидами.
– Нас пустят, – вклинилась я, прерывая обмен жаркими взглядами. – Дома осталось ещё немного бабушкиной фирменной помадки!
Буфет я открыла дубликатом ключа, изготовленным втайне ещё пару лет назад. Сладости хранились в старинной серебряной сахарнице с ручкой на крышке в виде танцующих сатира и нимфы. Брусочки цвета топлёного молока слиплись в ком, но источали головокружительный аромат гвоздики и корицы. Кое-как разбив их ножом и переложив в бумажный пакет, я выбежала к друзьям.
Возле участка уже собралась небольшая толпа, обсуждая вопиющий случай.
– Это правда, что инспектор отбивался от четверых нападавших одним только удостоверением, пока на помощь не подоспели госпожа Гримсен и Пикси? – схватила меня за локоть крошечная дама, чьи глаза за толстыми стёклами очков напоминали теннисные мячики, и даже цветок на её шляпке колыхался от возбуждения.
– Неправда, госпожа Самер, – вмешалась Нетта, уводя меня, – нападавших было не меньше дюжины! Простите, нам пора.
Мы поспешили к главному входу и остановились перед турникетом. Дежурный в стеклянной будке нехотя оторвался от экрана переносного чёрно-белого телевизора, где транслировался вчерашний футбольный матч.
– Цель? – поинтересовался он, пожёвывая зубочистку.
– У меня украли все кольца и браслеты! – ляпнула я, переволновавшись и не отрывая глаз от торчащей из уголка его губ заострённой палочки.
– А ещё мы здесь от лица госпожи Кранах, – оттеснила меня Нетта. – Прийти лично она не смогла, но просила передать инспектору домашнюю помадку в знак сочувствия и поддержки. Сами знаете, чуть переволнуешься – и фьють, глюкоза в крови на нуле.
Сержант помолчал, неподвижно глядя на нас, а потом порылся в ящике и прихлопнул ладонью к стойке линованный бланк.
– Заполняй заявление на свои побрякушки, Финварра, образец на стене. Помадку инспектору передадим. Эй, Куинси, – свистнул он тому пострадавшему от госпожи Гримсен констеблю, – поди-ка сюда на минуту. А ты, Бартола, выметайся, пока суперинтендант не увидел. Он целый час твою жабью слизь с капота оттирал, а нас заставил выйти в выходной собирать с улиц листовки.