Тело выключилось; легкие перестали посылать в мозг сигналы о том, что им нужен воздух. Киллиан, его единственный друг, сыграл с ним самую подлую, самую злую шутку, которую только можно себе представить. Он не мог дышать. Глаза затуманились. Киллиан, его Киллиан, жестоко посмеялся над ним. Алессандро раскрыл рот, не в силах сделать глоток кислорода сведенным судорогой горлом. Игла скорпиона вонзилась в спину лягушки, но на этот раз пострадала только лягушка… Он знал, что Киллиан продолжает жить где-то в этом мире, жить, наслаждаясь его болью.

Задыхаясь, он потерял равновесие и тяжело упал назад. И снова, как когда-то, желтая вспышка. И темнота.

Полная темнота.

Когда Алессандро открыл глаза, он был в своей постели. Из вены торчал катетер капельницы, доктор что-то делал рядом с ним, а мать, отец и тетя Матильда взволнованно смотрели. Он понял, что, к сожалению, не умер.

Хотя его тело было слабым и изможденным, как никогда, голова работала великолепно. Потребность в понимании всегда была так велика, что он наизусть помнил каждую встречу и каждый разговор с Киллианом, и знал цену каждому произнесенному тогда слову. Он хорошо помнил сказку про лягушку и скорпиона, которую он тогда не сумел понять до конца.

Он подумал о том, что между лягушкой и скорпионом, пока они переплывали реку, тоже могла возникнуть искренняя дружба. Их с Киллианом рекой было расстояние от кровати до окна в этой комнате. Пока плывут оба, кто кому помогает? Алессандро пришел к выводу, что, возможно, несмотря на внешнюю абсурдность этой мысли, именно он помогал Киллиану, а не наоборот. Ключ к пониманию — это врожденный эгоизм консьержа. Он подумал о честной, глубокой признательности, которую в какой-то момент испытал скорпион. И о том, что Киллиан тоже по-настоящему его ценил.

Потом мысли вернулись к острому жалу, пронзившему, как игла, спину лягушки… просто потому, что такова была природа скорпиона, с которой он ничего не мог поделать. Киллиан причинял ему много страданий и раньше, сознательно, когда заставлял тренироваться, но предательство от этого не становилось менее болезненным. Алессандро знал, что Киллиану доставила удовольствие эта подлость по отношению к другу. Такова была его природа, и с этим ничего нельзя было сделать.

Увидев, что Але проснулся, мама взяла его за руку, а другой поднесла к губам четки и поцеловала. Обливаясь слезами, она что-то сказала, но он не понял. Кажется, она просила прощения за то, что оставила его одного. «Это не повторится». Больше она никогда не оставит сына, не допустит, чтобы с ним случилось что-нибудь плохое. Никогда-никогда.

Клара уютно покачивалась на садовых качелях в маленьком садике позади колониального дома, в густой тени ивы. Эту иву, как рассказывали, почти сто лет назад посадил ее прадедушка. Клара нежно напевала колыбельную, а на руках у нее мирно спал младенец.

Перед ними, до самого горизонта, под солнечными лучами синело темное море. Стояли последние летние дни, и все вокруг было наполнено миром и спокойствием. Открыточный вид дополняли цветные пятна парусов виндсерферов и маленьких лодочек, разлетавшиеся в разных направлениях из спортивного порта Веспорт.