— Иногда мне кажется, что тебе доставляет удовольствие ломка подобных маленьких гениев.

— О, это целое искусство, и я изрядно преуспел в нем. Но наслаждаться? Хотя, возможно, да. Когда в будущем они заново собирают себя из разорванных мной кусочков, они, как правило, становятся еще лучше.

— Ты — чудовище.

— Спасибо за комплимент. Означает ли это надежду на повышение?

— Только медаль. Наш бюджет не резиновый.

Они сказали, что резкая потеря веса может вызвать дезориентацию, особенно у детей, хотя само чувство направления и пространства еще не обеспечивает безопасности. Но Эндер ощутил дезориентацию еще до того, как ослабло земное притяжение. Задолго до того, как начался запуск шаттла.

С ним в полете было еще 19 мальчиков. Они дружно вывалились из автобуса и поспешили на эскалатор. Они болтали и шутили, хвастались и смеялись. Лишь Эндер хранил гробовое молчание. Он заметил, что Графф и другие офицеры наблюдают за ним. Анализируют его поведение. Все, что мы делаем, что-то означает для них, понял Эндер. Они смеются. А я не смеюсь.

Его забавляла идея попытаться быть похожим на остальных мальчишек, слиться с ними. Но он не мог вспомнить ни одной шутки, а чужие шутки казались ему совсем не смешными. Когда бы они не смеялись, Эндер не мог выдавить из себя даже улыбки. Он боялся, и страх делал его скованным и серьезным.

Они выдали ему форму, где все было на своих местах; казалось лишь забавным, что вокруг пояса не было ремня. Он чувствовал себя неуклюжим и мешковатым, и в то же время раздетым, будучи одетым подобным образом. Везде виднелись работающие кинокамеры, они, словно хищные зверьки, примостились на плечах крадущихся, полусогнутых людей. Люди двигались мягко и плавно, как кошки, чтобы камера перемещалась как можно плавнее, без рывков. Эндер поймал себя на том, что он и сам так же ходит, стараясь не делать резких движений.

Он представил себя на экране телевизора дающим интервью перед отлетом. Комментатор спрашивает его: «Как вы себя чувствуете, мистер Виггин?» «О, все отлично, за исключением голода». «Голода?» «Да, они последний раз накормили нас за 12 часов перед запуском». «Как интересно, я и не подозревал об этом. Значит все вы очень голодны». И все время, на протяжении всего интервью, Эндер и парень с телевидения будут красться и плавно вышагивать перед оператором с камерой, делая длинные, скользящие шаги. Впервые Эндер почувствовал что-то наподобие смеха. Ему стало веселее. Он улыбнулся. Другие мальчики, стоящие рядом, в это время тоже рассмеялись, но, естественно, совсем по другой причине. Они думают, что я смеюсь их шутке, анализировал про себя Эндер. А я смеюсь над более забавными вещами.

— Поднимайтесь по одному по трапу, — скомандовал офицер, — когда войдете в отсек со свободными местами, занимайте только по одному месту. И запомните, мест рядом с окнами вообще нет.

Это была, конечно, шутка. И другие мальчики весело захохотали.

Эндер был ближе к концу, но не самым последним. Камеры не последовали за ними. Интересно, Валентина сможет увидеть, как я исчезаю в шаттле? Он подумал, что неплохо помахать ей рукой на прощание, подбежать к камере и спросить: «Могу ли я сказать до свидания Валентине?» Он не подозревал, что строгая цензура все равно вырежет этот момент, ведь подразумевается, что мальчики, отобранные для Школы Баталий, хотят быть храбрыми героями. Они не должны предаваться слабостям духа и скучать о ком-либо. Эндер не знал о существовании цензуры, но он так же не знал о том, что подбегать к камерам — это плохой поступок.