— Нет. Прошу сделать это сию же минуту, немедленно.

— На каких основаниях, Рой?

— Заложенная бомба. Звонок террористов.

— Что за хреновина? Ты серьезно?

— Слушай, нынче понедельник, тихое утро. Поднимай войска!

— А если накроемся?

— Сам отвечу.

— Ответишь не ты, а я, Рой, как тебе отлично известно.

— Сделаешь?

— Перекрою ли Сивик-сквер?

— Сивик-сквер.

— Ладно, — сдался Хопкерк, хоть сомнения не оставили его. — Проваливай ко всем чертям с моего телефона, он мне сейчас понадобится.

Грейсу тоже. Он позвонил в Суссекс-Хаус, срочно вызвав на место бригаду в сопровождении какого-нибудь представителя дорожной полиции, способного вскрыть замки и отключить сигнализацию «фольксвагена-гольф».

Потом звякнул инспектору Биллу Анкрему, возглавлявшему местную службу прослушивания и наблюдения. По редкостной удаче у Анкрема были хорошие вести.

— Мы сегодня вели одного типа в центре Брайтона и быстро управились. Я как раз готовился снимать ребят, посвятить остаток дня повышению квалификации.

— Быстро смогут накрыть автостоянку на Сивик-сквер? — спросил Грейс.

— В течение часа. Мы неподалеку.

Он дал подробные указания, сообщил регистрационный номер и точное местонахождение «фольксвагена». Связался с отделом тяжких преступлений, приказав отправить Анкрему по факсу и по электронной почте фотографию водителя.

Поговорил с Николлом, сказав, что, в конце концов, хотел бы лично встретиться с офицером из Столичной полиции. Во время этого разговора раздался оглушительный вой.

Возникло впечатление, будто все машины экстренных служб Брайтона и Хоува одновременно включили сирены.

Келли пугала Тома. Казалось, что он заперт в темном помещении с абсолютно незнакомым, чужим человеком. Полностью непредсказуемым. Долгие периоды молчания сменялись оскорбительными визгливыми воплями в его адрес. Сейчас она снова кричала надломленным и охрипшим от напряжения голосом:

— Дурак, сукин сын! Идиот! Ты нас в это втравил! Если б оставил чертов диск в поезде, ничего подобного не было бы! Они нас никогда не отпустят… Это ты виноват, мать твою, понимаешь, тупая скотина, хренов недотепа?! — И разразилась рыданиями.

У Тома все перевернулось в душе. Ужасно, прискорбно слышать ее плач. Но никаких его слов она в расчет не принимает. После ухода толстяка он с ней без конца разговаривал. Старался приободрить, успокоить.

Старался всеми силами отвлечься от смертных болей в мочевом пузыре, от мучительной жажды, голода, страха.

Не выпитая ли водка повлияла на поведение Келли? Или, наоборот, невыпитая? Неужели она дошла до того же предела, на каком находилась в течение нескольких месяцев после рождения Джессики, и поэтому готова броситься вниз головой с утеса?

Что означал тот вопль по электронной почте — предупреждение или мольбу о помощи, на которую он не смог ответить?

— Кретин, неудачник долбаный! — кричала она.

Том поморщился. Неудачник. Вот кем она его считает! Правильно. Он потерпел неудачу в бизнесе, а теперь терпит неудачу в самом важном деле — в защите своей семьи.

Том крепко-накрепко зажмурился на несколько секунд, молясь Богу, которому на протяжении двадцати пяти лет не говорил ни слова. Потом снова открыл глаза, хоть это никакой разницы не составляло — кругом по-прежнему полная тьма.