– Эй, – окликнул я ее. – Если тебе на математику достанется миссис Саттер, то ты счастливица. Она никогда не собирает домашние задания.
Амелия благодарно улыбнулась моей смене темы.
– А если начнет, то ты их для меня сделаешь. Ботаник.
– Ну конечно, – поддразнил я, отчаянно пытаясь удержать улыбку на ее лице. – За небольшую плату. Как насчет твоих карманных денег? А еще лучше – твоя коллекция раскрашенных кукол принесла бы мне доллар или два на eBay[13]…
– Это русские матрешки, придурок, и тебе придется делать за меня всю домашнюю работу до конца школы, прежде чем я тебе позволю хотя бы прикоснуться к ним своими огромными грязными лапищами.
Мы обменялись игривыми, вызывающими взглядами. Я прекрасно знал, как называются куклы, и она тоже это знала. Полки в комнате Амелии были уставлены ярко раскрашенными деревянными куклами, у каждой из которых внутри находилась меньшая кукла, а у той еще меньшая, пока не оставалась самая маленькая, размером с наперсток. Амелия откладывала свои карманные деньги, чтобы скупать матрешек по всему миру, и получала их в качестве подарков на каждый день рождения и Рождество. Они были ее сокровищем.
– Уверена? – поинтересовался я. – Ты отказываешься от довольно выгодной сделки.
– Прикоснешься к ним, и ты труп, болван.
Я рассмеялся, и она неохотно рассмеялась вместе со мной, благодарная за короткое мгновение беззаботности.
– Это правда, что ты соображаешь в математике, Ривер? – поинтересовалась Дазия, подходя к столу с тарелкой хлеба.
– Больше похож на математика-ботаника, – вставила Амелия. – Ривер в школе – самый занудный спортсмен.
Я дернул прядь ее волос цвета воронова крыла. Она в ответ показала мне язык.
– Неужели? – Дазия рассмеялась, затем осторожно убрала один из поставленных мной приборов. – Мама не спустится сегодня к ужину, дорогой. Она немного устала.
– Ох.
Светлые мгновения мигом разбились о твердую землю реальности. Отец тяжелым взглядом уставился на пустой мамин стул. Амелия спряталась с телефоном за волосами.
Вот вам немного математики: наша семья состояла из четырех человек. Вычтите одну маму, и что останется?
Не знаю, что с нами будет, когда она нас покинет…
– Пойду поздороваюсь, – сказал я.
– Хороший мальчик, – произнесла Дазия. – Она будет рада.
Я быстро пересек наш большой дом и поднялся по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Не потому, что спешил еще раз увидеть, что рак сотворил с моей прекрасной матерью, а чтобы доказать, что я не настолько напуган, каким себя чувствовал.
Я тихонько постучал в дверь хозяйской спальни.
– Мам? Это я.
– Входи, любимый, – послышался слабый ответ.
Шторы были собраны, а окно открыто, чтобы впустить свежий воздух и золотистые закатные лучи. Мама лежала в центре огромной кровати, утопая в шелковой пижаме мужского покроя, маленькая и хрупкая. Голову покрывал шарф. Отложив книгу, мама улыбнулась мне.
«Она все еще красива, – отчаянно подумал я. – К черту рак».
– Привет, мам. – Я поцеловал ее в лоб. – Как себя чувствуешь?
Вряд ли этот вопрос был задан ради правдивого ответа. На прошлой неделе она закончила курс химиотерапии и лучевой терапии, которые еще больше ее ослабили, истощили и вызвали постоянную тошноту. Но она никогда не жаловалась. Ни разу.