Даже после неприятной сцены Ровена имела слабую надежду, что брат скажет несколько участливых слов, предложит ей опереться на его руку и с его помощью подняться наверх.

Вместо этого Джеффри ограничился сухими словами.

– Будем надеяться, что ты поправишься к вечеру, ведь сегодня бал в Седжвике. При этом он поклонился ей и отступил в сторону. В гробовом молчании Ровена проследовала мимо него.

– Ровена, надо приложить все силы, но поставить тебя на ноги к вечеру. – Во взгляде леди Мирабель читались озабоченность и легкое раздражение. В самом деле, дочь постоянно вызывает у нее неприятные переживания. – Мы так ждали этого бала. Дизайр тоже будет огорчена, если ей не придется надеть свой новый наряд.

– Я не считаю, что моя головная боль может помешать кому-то посетить бал, – произнесла Ровена, не поднимая головы с подушки.

– Но мне хочется, чтобы ты поехала с нами. Нам всем этого хочется. Тильда, тебе нужно срочно принести своей госпоже немного нюхательной соли.

– Вряд ли я смогу воспользоваться ею.

– Ты начинаешь сердить меня. Да, это так. Я-то думала, что ты сгораешь от нетерпения появиться на балу в своем новом костюме, на который ушел не один фут парчи. К тому же мадам Лизетт уверяет, что подобный красно-коричневый цвет – самый модный в Париже в этом сезоне. Впрочем, на мой вкус, более приглушенный оттенок был бы приятнее для глаза. Я говорю о той бледно-желтой ткани, если ты помнишь. Но раз уж ты не отдаешь предпочтения…

– Мама, пожалуйста! Какое это имеет значение – красно-коричневый или бледно-желтый цвет?

Леди Мирабель всплеснула руками, как бы выражая отчаяние в связи с равнодушием дочери к своим туалетам.

– Не понимаю тебя, Ровена. И никогда не понимала. Как можно быть такой безразличной к своей внешности? Ведь это же противоестественно.

– Выходит, я виновата в том, что Бог не послал вам такую дочь, какую бы вам хотелось? Даже если бы я могла появиться на балу, разодетая так же, как леди Кастлмейн, меня бы это не волновало. Я думаю, что мне на роду написано оставаться старой девой. До сих пор меня не полюбил ни один мужчина и не полюбит никогда.

– Ровена! Что ты говоришь! Это неправда.

– Я получала предложения только от тех мужчин, которых прельщало мое приданое. Я могу рассчитывать только на молодых повес или старых развратников, промотавших с блудницами свое состояние. Думаю, что и эти немногие поклонники содрогнутся при мысли о том, что им придется спать со мной в одной постели.

От этого всплеска отчаяния леди Мирабель потеряла дар речи, однако быстро справилась с собой.

– Ты просто сама не своя сегодня – иначе не говорила бы этого. Тильда, когда же ты принесешь нюхательную соль или мне позвонить еще кому-нибудь из слуг?

– Соль мне не поможет, – вяло возразила Ровена, – как не помогала и раньше. И другие лекарства тоже бесполезны.

– Может быть, нам вызвать лекаря, чтобы он поставил тебе пиявки на лоб?

– Я и близко не подпущу его к себе. Мне от одной мысли об этих отвратительных, извивающихся пиявках становится дурно. Может быть, он еще захочет разрезать живого голубя напополам и приложить по половинке к подошвам ног. Достаточно представить это, чтобы сделаться больной.