- Меня зовут Костей, - сказал Костя. - А тебя?

- Кувалда.

- Да я не погонялово спрашиваю, ты мне имя свое скажи.

- Имя… Альберт, - сказал Кувалда и застеснялся.

- Очень приятно, - ответил Костя и протянул ему руку.

Я посмотрел на них и обратился к Альберту:

- Первое, что тебе нужно сделать, - немедленно освободить женщину, которая у вас там в заложниках. Возьми своих и моих людей и - мухой! И чтобы ни один волос! Жизнью ответишь.

Альберт кивнул и повернулся к Косте, а я сказал:

- Что-то я утомился сегодня. Вы тут разбирайтесь, а я поехал в Джексонвилль. Риту привезете туда.

Костя хотел что-то спросить, но я остановил его жестом:

- Потом. Все - потом. И пошел к машинам.

Мне хотелось остаться одному и переварить все то, что произошло за последние несколько дней. А потом меня ждала встреча с Ритой, и я хотел…

В общем, я много чего хотел.

Но больше всего я хотел забраться в ванну и до скрипа отмыть руки, которыми только что убил Марафета, посмевшего прикоснуться к моей…

Академик Владилен Михайлович Наринский был в ударе.

Ослабив галстук и расстегнув верхнюю пуговицу белоснежной шелковой рубашки, он произносил речь о русской мафии в Америке.

Подчеркивая важные моменты, он делал решительные жесты правой рукой, а левой время от времени прикасался к Рите, то приобнимая ее за плечи, то бережно прикасаясь к ее загорелой руке. Рита отвечала ему игривыми взглядами, ахала в нужных местах, трогательно складывала на груди руки, в общем - реагировала, как он хотел. И, похоже, она не просто умело подыгрывала его разглагольствованиям и распусканию перьев, а участвовала в этом дуэте совершенно искренне.

Мне это не нравилось.

Я смотрел на академика и его бывшую ученицу, и мысль о том, что они связаны гораздо теснее, чем можно было предположить, не оставляла меня. Откуда я знаю, может быть, они были любовниками?

Разум подсказывал мне, что ревность, это чудовище с гнилыми глазами, именно с гнилыми, а не с зелеными, как написала, томно закатив кокаиновые зрачки, какая-то сильно утонченная поэтесса, свойственна только неуверенным в себе людям, у которых не хватает смелости доверять тому, кого они, как им кажется, любят. Я твердо знал, что одним из признаков настоящей высокой любви является отсутствие ревности, кроме того, прочитал однажды, что это чувство недостойно настоящего мужчины, а в другой книге нашел вполне подходящее ко мне самому определение. Там говорилось, что не ревнивы только крайне самоуверенные люди. Уж я-то именно таким и был, и наверняка именно поэтому никогда не испытывал мук ревности.

Но в этот раз я почувствовал, как этот гнилоглазый зверь стучится в мою душу в надежде на то, что я пущу его в себя, что я позволю ему хозяйничать в моем сердце и управлять мною, что я позволю ему жить во мне и поганить мои мысли и чувства, превращая их в дерьмо. Почувствовав это, я разозлился, а когда сообразил, что пытаюсь ворваться в несуществующее прошлое, да еще и не свое, мне стало стыдно, и ревность пропала, оставив только запах, как в телефонной будке, где за минуту до тебя кто-то испортил воздух.