Пока ноги бодро отстукивали каблучками по асфальтированной дорожке, Таисия набрала номер такси, желая как можно скорее убраться отсюда, чтобы не видеть и не слышать Артёма, резавшего своими словами иногда слишком больно. Благо, диспетчер обещал, что машина подъедет через пять минут и долго ждать не придётся, остается только надеяться, что мужчина не решит так быстро кинуться за ней следом, а предпочтёт предаваться печали, сидя у могилки своей бывшей. Не угадала – услышав тяжелые шаги за спиной, сразу поняла, кому они принадлежат. Артём догнал её у самого выезда с кладбища и, схватив за локоть, развернул к себе, сразу вовлекая её в объятия своих рук.

– Тася, подожди, не обижайся!

– Отпусти! – она ударила со всех сил кулаком по твёрдой груди, но толку от её удара было что от комариного укуса. Артём не сдвинулся даже на миллиметр, продолжая всё так же крепко, но бережно держать её за талию.

– Блядь, я несу херню как мудак какой-то. Если хочешь – ударь меня посильнее.

– Тебе это не поможет, Артём. Отпусти меня и дело с концом…

– Нет, уже не могу. Поздно слишком для меня. Ты же мне в голову залезла и в сердце, под кожу въелась. Понимаешь? Не хочу тебя терять из-за лишних слов, сорвавшихся с языка.

– А придётся, – всё же вырвалась из кольца его рук, хорошо, хоть не стал удерживать насильно, и быстро села в такси, уже дожидавшееся её. Скороговоркой выпалила адрес и пристегнулась, с опаской поглядывая в боковое зеркало автомобиля на напряжённого Артёма, оставшегося стоять там. Она не знала, чего от него ожидать. Внутренняя уверенность в том, что он не причинит ей боли или вреда физически, рушилась под доводами о том, что может сделать куда хуже иными способами. И ей было страшно от того, что за столь короткий срок он, непонятный, резкий, совсем чужой, словно из другого мира, сумел прижиться где-то внутри неё.

Всю дорогу до дома посматривала в зеркало, пытаясь среди насыщенного потока автомобилей высмотреть его джип, но знала, что это бесполезно: если он едет следом, желая остаться незамеченным, то она может хоть все глаза проглядеть – не увидит и малейшего признака. Ведь "приглядывал" же он за ней в то время, когда она едва вернулась из Европы, а она даже не подозревала об этом и не чувствовала, что некто пристально наблюдает за ней. Хотя стоило признаться самой себе, что в то время она и не обращала внимания на подобных ему, по крайней мере пребывающих в том виде, в котором он предстал перед ней впервые.

А вот и не отстал он, подумала Таисия, когда из-за очередного поворота вывернула морда джипа Артёма, испытывая одновременно некое раздражение и ядовитую радость от осознания того, что он вновь пытается дотянуться до неё с другого края пропасти. И уменьшится ли разница между ними когда-нибудь? Скорее всего, нет. Так стоит ли пытаться докричаться до второй переменной их уравнения, если каждая попытка приблизиться отдаётся ноющей, тупой болью внутри, горькой обидой, разъедающей нутро?

Глава 30. Июнь

Нет, он и не думал отставать или прятаться, ехал прямо за такси, нервируя фактом своего присутствия. Сердце заходилось в бешеном ритме от мыслей о том, что он будет вновь настырно пытаться добиться её расположения, будто других женщин, на которых можно было бы переключиться, не существовало. А всё же мысль о том, что рядом с ним будет крутиться какая-то другая неприятно обжигала, заставляя злиться на него, не дававшего повода для ревности, постоянно твердящего о том, насколько она, Таисия, дорога ему. Эгоистичная, жадная сука, ожесточённо вынесла вердикт самой себе Таисия, понимая: хочет, чтобы он находился рядом, но не так, как виделось ему. А так, как было бы выгодно и удобно ей. Не эгоизм ли чистой воды? Как часто она задумывалась о том, что и сама могла обидеть его ненароком сквозившем пренебрежением или высокомерием, словно текущим вместе с кровью по её венам? Могла. И наверняка обижала его не единожды, не желая признавать своих ошибок, вынуждая его отступать назад, беситься и вновь возвращаться к ней. Ну вот опять, усмехнулась она про себя: ворох мыслей в голове, перевёрнутый вверх тормашками мир всего от пары фраз, брошенных им, может быть даже без злого умысла, просто потому что он не умел прятаться за красивыми, ничего не значащими пустыми фразами, а предпочитал выдавать мысль в том виде, в котором она пришла ему в голову. И всё равно, признавая за ним некую часть правоты, не могла поступиться собой, своими интересами и привычками, отчаянно цепляясь за них хотя бы потому что боялась растерять себя или попросту не умея отдавать больше, чем брала.