Киллер молчал, только зубы сжал так, что они заскрипели. А Абдуллаев уже вернулся в сознание. Пусть и неторопливой поступью, но двигался он в правильном направлении. Попытался встать, но штаны помешали ему. Магомед подпрыгнул и подтянул штаны на пояс.

– Уведите этого, – кивнул я на Селиванова.

Стволы пистолет-пулеметов снова жестко ударили в ребра. Селиванов поспешил выйти, не столько выполняя команду, сколько стремясь сбежать от сложной и щекотливой в его понимании ситуации.

Генерал Лукьянов со старшим лейтенантом Сережей и капитаном Магомедовым через порог наблюдали за происходящим и вошли только после того, как увели Селиванова.

– Ну что ж, господин Абдуллаев, ты убедился в том, что не имеешь авторитета даже у собственных наемных убийц. Если уж Санек Селиванов тебя так привычно оприходовал, то что с тобой будет на зоне? Даже не на зоне, а уже в камере СИЗО[13]. Тебе трудно позавидовать…

– Что? – растерянно спросил Магомед, ощупывая свои ягодицы.

– Говорю, что позавидовать тебе трудно. Ты и за себя постоять не умеешь, и репутация у тебя сейчас подмоченная. Селиванов в СИЗО сразу расскажет, что с тобой было. И в столовой ты теперь будешь сидеть за последним столом.

Я сел, понимая, что Абдуллаев сейчас из-за растерянности, похожей на истеричный испуг, просто не в состоянии оказать сопротивления. К тому же Сережа вместе с Магомедовым подстраховывали меня и среагировали бы на каждое его резкое и агрессивное движение. Насчет Магомеда я еще мог сомневаться, а Сережа не подвел бы, он в острых ситуациях проявляет себя всегда хорошо.

– Ну, так что? – спросил я.

– Что? – переспросил мой несчастный оппонент.

– Ты Селиванова простишь или не простишь? Будешь и дальше с ним в любовь играть или врагом его посчитаешь?

Абдуллаев молчал больше минуты.

– Ты же сам понимаешь, Валар…

– Я-то понимаю. Но ты стоишь перед уже свершившимся фактом. И потому у тебя теперь только два пути. Будешь слушать?

– Говори…

Магомед сказал это неуверенно и даже с заметной усталостью. Настолько неуверенно, что я сразу понял – его гордость и самодовольство я жестоко и безжалостно сломал, и этот излом останется с ним на всю жизнь. Но жалости и вины я не почувствовал. Теперь осталось додавить его логикой. А логика – такая вещь, что может любой аргумент перевернуть с ног на голову, если только владеешь положением и можешь вертеть им по своему усмотрению.

– Ты можешь отправиться на «зону» – и сам понимаешь, что будет там с тобой после сегодняшней истории. Мы позаботимся, чтобы Селиванов оказался неподалеку, хотя это сложно, поскольку ему грозит «пожизненное», а они в общих «зонах», даже в «строгих», не сидят. Тебе же особый режим не светит…

– Мне вообще ничего не светит, – слабо попытался возразить Магомед Гасанович. – У меня даже оружия не было.

– Но в твоей сумке, что была досмотрена в присутствии понятых там же, на вокзале, обнаружен пакет с пятьюстами граммами героина… – сказал я убедительно. – Ты думаешь, за это ничего не бывает?

Абдуллаев не стал возмущаться и спрашивать о сумке, о понятых, которых, естественно, не было, и о героине. Он отлично понимал, как легко все это организовать при желании. И только голову склонил.