Правда, тогда концерты были редким явлением. Обычно по «красным дням» календаря в парках Москвы, в саду «Эрмитаж» шли праздничные концерты. Сольных концертов звёзд эстрады практически не было. И вообще, культурная жизнь столицы и была, может быть, для кого-то активной. Но для большинства она представляла собой посещение спортивно-зрелищных мероприятий и кинотеатров.

Очевидно, отсутствие таких мероприятий и чувство свободы, аналогичное, наверное, тому, что ощущают птицы, вырвавшиеся из клетки, или рыбы, выскользнувшие из сетей браконьера, и обеднили нашу отпускную жизнь в культурном плане. Конечно, можно было ходить по музеям, соприкасаться с прекрасным, обогащаться духовно, но уж очень мы были жадны на встречи со сверстниками и просто сильно друг по другу соскучились.

Авиация — прекрасная штука. Это удивительное действо. Это просто необыкновенная вещь. Тут никого не надо агитировать. Сейчас даже многие политики и шоумены, впервые попробовавшие полёт, уже не могут отказаться от неба. Это наркотик! Но этот наркотик, я бы сказал, имеет большое социальное значение, поскольку благодаря ему здоровеет и крепнет нация. Человек, который летает, вынужден заботиться о своём здоровье и поддерживать его. Кто летает — тот здоров. И чем больше людей у нас будет летать, тем здоровее будет нация.

Я пишу эти слова, а сам вспоминаю свои первые шаги в авиации. Мы — курсанты-первогодки — приехали в лагерь Рассказово, расположенный в 52 километрах от Тамбова и примерно в 7 километрах от городка с тем же литературным названием. Место очень живописное — поля, окаймлённые берёзовыми рощами и сосновыми перелесками.

Нас сгрузили, вернее, выбросили в чистом поле, где стояло одно-единственное здание барачного типа. Это был штаб, в котором располагались офицеры. Рядом с ним — небольшое ровное место с отрытыми ячейками для палаток.

Когда мы ехали в Рассказово, то надеялись, что всё будет как положено. Нас встретят, разместят в палатках. Мы примем душ. А после установочных занятий нас накормят и дадут отдохнуть. Но поэзия авиации оказалась на поверку суровой армейской прозой. Был апрель. Лил проливной дождь. Мы поспрыгивали с машин в шинелях и тут же до нитки промокли. Никто не догадался разместить нас в том же штабе, чтобы понапрасну не подвергать хотя бы испытаниям сырой стихией. Более того, нам приказали ставить палатки и выдали один топор на всех. А палаток надо было поставить 12 или 14. Досок для крепления низа тоже не было. Было лишь по четыре кола да сами брезентовые палатки. Даже маленьких колышков для крепления верёвок — и тех не было. Что прикажете делать?

Все молча стояли группами — так было теплее. Но если так же стоять и дальше, то брезент промокнет окончательно. А ведь палатки не просто надо поставить, их ещё и начальство должно принять. Принять, как полагается, обшитыми снизу досками. Когда мы спросили, где их взять, ответом было долгое молчание. Сейчас всё это может показаться диким и нереальным. А тогда… Нам не раз пришлось вспомнить сакраментальную фразу: «Да, тяжела ты, дорога в небо!»