— Да, он упоминал Hagia Sophia в разговоре со мной.
— Это одна из тех вещей, о которых он думает на латыни. — На греческом.
— Какая разница. Тим думал, что с абсолютной мудростью Христа он сможет прочесть Книгу Прядильщиц и разрешить будущее Тима, понять, как избежать своей судьбы. Вот почему он поехал в Израиль.
— Я знаю, — отозвалась я.
— Христос способен прочесть Книгу Прядильщиц. В ней написана судьба каждого человека. Ни один человек никогда ее не читал.
— А где эта книга?
— Повсюду вокруг нас. Я так думаю, во всяком случае. Подожди секунду. Тим о чем–то думает. Очень ясно. — Какое–то время он молчал, замкнувшись в себе. — Тим думает: «Последняя песнь. Песнь Тридцать третья из «Рая»». Он думает: «Бог есть Вселенская Книга». И ты читала это, читала той ночью, когда у тебя болел зуб. Так? — спросил Билл меня.
— Да, так. Она произвела на меня огромное впечатление, вся последняя часть «Комедии».
— Эдгар говорит, что «Божественная комедия» основана на суфийских источниках.
— Может и так, — ответила я, обдумывая слова Билла о «Комедии» Данте. — Странно. То, что ты помнишь, и почему ты это помнишь. Потому что у меня болел зуб…
— Тим говорит, это Христос устроил ту боль, чтобы последняя часть «Божественной комедии» поразила тебя так, чтобы никогда не стереться. «…Как сумерки тускла». О, черт, он снова думает на иностранном языке.
— Скажи это вслух, как он думает.
Билл произнес запинаясь:
Nel mezzo del cammin di nostra vita
Mi ritrovai per una selva оscurа,
Che la diritta via era smarrita.[126]
Я улыбнулась:
— Так начинается «Комедия».
— Есть еще:
Lasciate ogne speranza, voi ch'intrate!
— «Входящие, оставьте упованья», — продекламировала я.
— Он хочет, чтобы я сказал тебе еще кое–что. Но мне трудно ухватить это. А, вот, поймал — он подумал это еще раз очень четко для меня:
Е'n la sua volontade é nostra расе…
— Я не узнаю, откуда это.
— Тим говорит, это сущностное послание «Божественной комедии». Это означает: «Она — наш мир…» Божья воля, я полагаю.
— Наверно, так, — ответила я.
— Он, должно быть, узнал это на том свете.
— Определенно не здесь.
К нам подошел Харви и сказал:
— Я устал от кассет с «Куин». Что еще у нас есть?
— Тебе удалось поймать Москву? — спросила я.
— Да, но ее заглушил «Голос Америки». Русские переключились на другую частоту — наверно, на тридцатиметровый диапазон, но я устал искать. «Голос» всегда их глушит.
— Мы скоро поедем домой, — сказала я и передала остатки косяка Биллу.
16
Билла пришлось отправить в больницу снова скорее, чем я ожидала. Он пошел добровольно, приняв это как действительность жизни — бесконечную действительность своей жизни, во всяком случае.
После того как Билла зарегистрировали, я встретилась с его психиатром, крупным мужчиной среднего возраста с усами и в очках без оправы, эдаким величественным, но добродушным авторитетом, который тут же перечислил мне мои ошибки в порядке убывания важности.
— Вы не должны были подстрекать его к употреблению наркотиков, — заявил доктор Гриби. Перед ним на столе лежала раскрытая история болезни Билла.
— Вы траву называете наркотиками? — спросила я.