— Вечная студентка.

— Я заведую магазином грамзаписей.

— Твои покупатели — студенты и преподаватели. Ты до сих пор привязана к университету. Ты не оборвала узы. Пока ты этого не сделаешь, ты не станешь полностью взрослой.

— Я родилась в ночь, когда хлестала бурбон и читала «Комедию». Когда у меня болел зуб.

— Ты начала рождаться. Ты знаешь о рождении. Но пока ты не поедешь в Израиль… Вот где ты родишься, там, в пустыне Мертвого моря. Вот где начинается духовная жизнь человека, на горе Синай, вместе с Моисеем. Произнося «Ихиех»… Теофания.[116] Величайший момент в истории человечества.

— Я едва не согласилась поехать.

— Тогда поехали. — Он протянул руку.

— Я боюсь, — просто сказала я.

— В этом–то и проблема. Это наследие прошлого: смерть Джеффа и смерть Кирстен. Вот что с тобой происходит, происходит постоянно: ты боишься жить.

— «И псу живому лучше…»

— Но ты не живешь по–настоящему. Ты все еще не родилась. Именно это Иисус и подразумевал под Вторым Рождением, Рождением в Духе или из Духа, Рождением Свыше. Вот что лежит в пустыне. Вот что я найду.

— Найди это. Но найди без меня.

— «А потерявший душу свою…»[117]

— Не цитируй мне Библию. Я уже наслушалась достаточно цитат, и своих, и чужих. Ладно?

Тим протянул руку, и мы торжественно, не произнося ни слова, обменялись рукопожатием. Он едва заметно улыбнулся. Потом выпустил мою руку и посмотрел на свои карманные золотые часы:

— Я отвезу тебя домой. У меня еще одна встреча этим вечером. Пойми. Ты ведь знаешь меня.

— Да. Все в порядке, Тим. Ты великий стратег. Я наблюдала за тобой, когда ты знакомился с Кирстен. Ты говорил все это, чтобы спровоцировать меня, здесь, этим вечером. — И ты почти убедил меня, добавила я про себя. Еще несколько минут — и я бы сдалась. Если бы ты продолжил еще чуть–чуть.

— Я занимаюсь спасением душ, — загадочно изрек Тим. Я не могла понять, сказал ли он это с иронией, или же серьезно. Просто не могла понять. — Твоя душа заслуживает спасения, — заявил он, поднимаясь. — Мне жаль торопить тебя, но нам действительно пора ехать.

Ты всегда спешишь, подумала я, тоже вставая. Вслух я сказала:

— Ужин был чудесен.

— Правда? Я и не заметил. Очевидно, я слишком занят мыслями. Мне нужно столько закончить перед отлетом в Израиль. Теперь, когда у меня нет Кирстен, чтобы устраивать все для меня… Она так хорошо работала.

— Найдешь кого–нибудь.

— Я думал, что нашел тебя. Рыбак, сегодня вечером. Я ловил тебя, но не поймал.

— В другой раз, быть может.

— Нет, — ответил Тим, — другого раза не будет.

Он не объяснил. Он и не должен был, я знала, что это так, по той или иной причине: я чувствовала это. Тим был прав.

Когда он вылетел в Израиль, Эн–Би–Си упомянули об этом вкратце, как они сообщают о перелете птиц, миграции слишком обычной, чтобы быть важной, но все же как о чем–то таком, о чем зрителям все–таки следует сообщить в качестве (как это казалось) напоминания, что епископ епископальной церкви Тимоти Арчер все еще существует, все еще занят и все еще активен в делах мира. А после мы, американская общественность, ничего не слышали на протяжении недели или около того.