Пока же судьба гадала, как довести дело до конца, живой мозг Тима был всецело занят уклонениями посредством любого возможного умственно–гимнастического хода, который мог бы сдержать удар неизбежного. Возможно, именно это мы и подразумеваем под термином «судьба». Не будь она неизбежной, мы бы им не пользовались — вместо этого мы бы говорили о неудаче. О случайностях. С судьбой же случайностей нет, есть намерение. И это намерение безжалостное, подступающее сразу со всех сторон — сам мир личности словно сжимается. И в конечном счете оно охватывает одну только личность и ее зловещий рок. А она против своей воли запрограммирована уступить, и поэтому в своих усилиях вырваться и освободиться эта личность сдается даже еще быстрее, от усталости и отчаяния. Тогда судьба побеждает — уже не важно что.

Многое из этого мне поведал сам Тим. Он готовился к этому экзамену как к составляющей своего христианского образования. Древний мир узрел возникновение греко–романских религий таинств, предназначенных для преодоления судьбы посредством вхождения верующего в бога, минуя планетарные сферы, в бога, допускающего замораживание «астральных влияний», как это называлось в те дни. Мы же сегодня говорим о «полосе смерти» ДНК и психологическом сценарии — узнанных от и созданных по другим людям, предшественникам, друзьям и родителям. Это то же самое. Это детерминизм, убивающий вас, что бы вы ни делали. Должна прийти и изменить ситуацию какая–то сила, внешняя по отношению к вам. Вы не можете сделать этого сами, ибо запрограммированность заставляет вас совершить действие, которое вас и уничтожит. Действие, совершаемое с мыслью, что оно спасет вас, тогда как на самом деле оно отдает вас тому самому року, которого вы так хотите избежать.

Тим все это знал. Это ему не помогло. Но он делал все, что мог. Он пытался.

Практичные люди не делают того, что сделали Джефф и Кирстен. Практичные люди борются с этим дрейфом, потому что это романтический дрейф, слабость. Это приобретенная инертность, приобретенное пораженчество. Тим мог не придавать значения смерти своего сына как исключительному случаю, полагая, что он не будет заразительным, но когда так же поступила и Кирстен, ему пришлось изменить свою точку зрения, вернуться к смерти Джеффа и пересмотреть ее. Тогда он разглядел в ней истоки последовавшего несчастья, и он увидел, что это же несчастье нависает и над ним самим. Это заставило его немедленно избавиться от всех бессмысленных представлений, которых он нахватался начиная со смерти Джеффа, всех этих «жутких и убогих» идей, связанных с оккультизмом, заимствуя уместное описание Менотти. Тим внезапно осознал, что он сел за стол в гостиной мадам Флоры, чтобы вступить в контакт с духами, а на самом деле, чтобы отдаться глупости. Теперь он делал то, что характеризовало его всю жизнь: отказался от одного пути и искал другой. Он избавился от этого зловредного груза и стремился к чему–то более устойчивому, более надежному и здоровому, чтобы заменить его. Для спасения судна порой необходимо сбросить груз за борт. Когда что–то отбрасывается, это проделывается расчетливо: выбросить, чтобы утопить, зато сохранить само судно. И такой момент наступает лишь тогда, когда судно терпит бедствие, как это и происходило с Тимом. Доктор Гаррет предрекла гибель и ему, и Кирстен — сначала Кирстен. Первое пророчество оказалось верным. Следовательно, он мог быть следующим. Это действия в аварийной обстановке. К ним прибегают готовые пойти на риск и находчивые. Тим принадлежал и к тем, и к другим. Да еще факт необходимости. Тим осознавал разницу между кораблем (который восстанавливаем) и грузом (который таковым не является). Он рассматривал себя как корабль. Он рассматривал свою веру в духов, в возвращение своего сына с того света как груз. Такое четкое различие было его преимуществом — в той мере, в какой он мог его провести. Отказ от этой веры ни подрывал его, ни порочил. И существовал незначительный шанс, что это его спасет.