— С утра толкутся, ваше высокоблагородие! — сказал часовой. — Вас ожидают!

— Это он! Он! — зашелестело в толпе. — Сам Князев!

Я подумал, что с пиаром Зубов переборщил. Отступать было поздно.

«Гвардия умирает, но не сдается!» — приободрил я себя и шагнул за калитку.

Толпа подалась ко мне и застыла, преграждая путь.

— Здравствуйте, милые барышни! — сказал я. — Рад вас видеть!

— Господин Князев! — Из толпы вынырнул тип с блокнотом. — Правду говорят, что вы любите веев?

— Люблю! — подтвердил я. — Но веек — больше!

Толпа засмеялась.

— Раз уж все собрались, — сказал я, — сфотографируемся на память!

Предложение было принято с восторгом — фотографироваться в этом мире обожали. Репортеры с камерами засуетились, выстраивая публику. Я, понятное дело, оказался в центре и в первом ряду, чем незамедлительно воспользовался. Едва фотографы кончили щелкать, я помахал барышням ручкой и вскочил в экипаж. Преследовать меня не стали. Барышни окружили фотографов, те раздавали визитки, предвкушая доходы от продажи отпечатков.

— В госпиталь! — велел я кучеру.

Встреченный во дворе санитар позвал Улу. Она вышла и остановилась, не зная, как себя вести. Я улыбнулся и развел руки. Она подбежала и повисла на шее. Я осторожно чмокнул ее в щечку.

— Как ты? — спросил, ставя сестру на землю.

— Работы много! — пожаловалась она. — Раненых везут и везут. На минутку выбежала.

— Рик приходил?

— Он у Лены! — фыркнула Ула. — Совсем меня забыли. Рик не приходит, ты не приходишь, если б не Антон Витальевич…

— Лапин? — удивился я.

— Да! Он такой милый, обходительный! Приглашает меня в парк, в театр…

«Что еще ему делать? — приревновал я. — Мы там воюем, а он портянки считает!»

На Антона, впрочем, я сердился зря. Он рвался на войну, но я запретил. Нотариус не служил в армии, отправлять на фронт этого теленка было равносильно тому, что на убой. Антон мне был нужен живым. Других проходчиков в Новой России не имелось.

— Мне все девочки завидуют! — хвалилась Ула. — Братья — герои, кавалер — писаный красавец! Смотри! — Она указала на госпиталь.

Я обернулся. В окнах торчали женские лица.

— Илья! — сказала Ула, потупившись. — Давно хотела спросить. Ты не сердишься на меня за давешнее?

— Что было, то было, — ответил я. — Ты моя сестра, и я тебя люблю!

Она расцеловала меня в щеки и побежала к крыльцу.

Я сел в экипаж и скомандовал к Зубову. Я собирался попенять ему за усердие, но лицо полковника было хмурым, и я молча сел в кресло.

— Царь умирает! — сказал Яков.

Я не нашелся что сказать.

— Цирроз печени, водянка, — продолжил он. — Врачи говорят: неделя — самое большее!

Я вспомнил: об Алексее давно не писали в газетах, что выглядело странно: Верховный главнокомандующий! Хотя любой знал: реально командует начальник Генштаба.

— Грядет смута! — продолжил Зубов. — Наследника-то нет!

— Если кого из дочек? — предложил я. — Изменить закон?

— Ты их видел? — вздохнул он. — Без слез не глянешь!

Он замолчал, я тоже.

— Илья! — сказал он наконец. — Даже не знаю, как начать… Знаешь, что о тебе говорят?

— Разное! — предположил я.

— Люди считают тебя сыном Алексея!