Он родился заново лишь пару часов назад, а ему уже было отказано в собственной судьбе.

— Видите, на что мы способны? — вскричала Аннета Эклунд, обернувшись к своим последователям. — Салдана вынуждены торговаться с нами, принимать наши условия. Вот наша сила! И первое, что мы должны сделать, — укрепить ее. Все, кому выделена машина, — готовьтесь выехать, как только улетят морпехи; это значит примерно через четверть часа, не мешкайте. Если мы хоть раз покажем, что размякли, по нам тут же ударят платформы СО. Вы читали мысли Хилтча, вы знаете — это правда. Те, кто держит заложников, — одерживайте немедленно. Нам нужно как можно больше наших. Придется нелегко, но за пару дней мы захватим весь полуостров. И тогда у нас хватит силы закрыть небо!

Мойо невольно глянул вверх. Над зубчатой кромкой леса занимался рассвет, гася ненавистные звезды, это напоминание о бесконечности. Но даже задернутые пологом зари, небеса оставались так пусты, бездонны, как ненавистное посмертие. И Мойо ни о чем не мечтал сильней, чем о том, чтобы закрыться от этого неба, не дать его пустоте вновь выпить его душу.

И все, кто стоял рядом с ним, мечтали о том же.

Раздумья Мойо прервали стоны и крики. Заложников затаскивали в дома. Никто не приказывал этого, никто не договаривался, но одержимые как будто инстинктивно стыдились причинять людям необходимые страдания на виду друг у друга и у низкоорбитальных спутников. Ломка душ казалась занятием столь же интимным, как и секс.

— Пошли, — пробормотал Мойо, легко подхватывая мальчишку, и быстрым шагом направился в бунгало.

— Мама! — вскрикнул мальчик. — Мама, помоги!

Он расплакался.

— Тихо ты, не трусь, — цыкнул на него Мойо. — Не буду я тебя трогать.

Никакой реакции не последовало. Мойо проскочил через холл и распахнул широкие задние двери. За домом почти до самого харандридного леса, окружавшего город, простиралась лужайка. По аккуратно подстриженной траве бесцельно ковыляли два садовых механоида, взрезая дисками плугов глинистую почву, словно кто-то запрограммировал их боронить поле.

Мойо отпустил мальчишку.

— Давай, — скомандовал он, — беги. Брысь.

Мальчонка уставился на него непонимающими прозрачными глазами.

— Но мама…

— Ее уже нет здесь. Это уже не она. Теперь беги. Там, в лесу, морские пехотинцы. Если побежишь быстро, ты их найдешь, прежде чем они улетят. Они за тобой присмотрят. Теперь беги! — рявкнул он суровей, чем хотел.

Паренек глянул торопливо в глубь дома и опрометью ринулся к лесу.

Мойо подождал пару минут, чтобы удостовериться, что малыш перелез через ограду, потом вернулся в дом. Если бы заложником был взрослый, совесть в нем не заговорила бы, но ребенок… Что-то человеческое в нем все же осталось.

Через окно холла видна была дорога. По ней катились машины, собранный Аннстой Эклунд странный конвой — были в нем современные машины, старые модели со всех планет, из всех столетий, боевые машины, точно выехавшие из музея, кто-то вообразил для себя даже лязгающую и фырчащую паровую повозку, капавшую на дорогу водой из прохудившихся труб. Сосредоточившись, Мойо мог различить под хитроумными материальными миражами контуры реальных машин и тракторов.