В полдевятого в дверь постучались, и вошла домовладелица с подносом, на котором были чай, тост, масло и мармелад. Харриет не совсем понимала, где они находятся и кто эта женщина, к тому же она не любила хмурых людей, поэтому тихонько сидела и наблюдала исподлобья, как Салли объясняется по поводу простыни и просит бумагу и дрова для камина.

Потом они ушли в спальню. Харриет взглянула на поднос. Тост был очень тоненьким. Она заинтересовалась, такой же он на вкус, как толстый тост, или нет. Когда мама с тетей вернулись, у мамы было злое лицо, а тетя несла мокрую простыню и ее лицо также выражало недовольство. Харриет подумала, что они злятся на нее, и испугалась.

Но потом женщина вышла, а мама подошла к ней и поцеловала, после чего они позавтракали тостом. На вкус он был совершенно обычным, но вот мармелад и молоко оказались другими.

Домовладелица рассказала Салли о жалобах постояльцев-мужчин по поводу ее появления перед ними в неприглядном виде. А поскольку такое поведение было недопустимым, им придется съехать сегодня же.

Возражения Салли не возымели ни малейшего действия. Домовладелица приняла окончательное решение, не подлежащее обсуждению, она даже сказала, что вернет те деньги, что Салли заплатила за жилье до конца недели. Им придется освободить комнаты сразу же после завтрака.

Спор был закончен (очень благопристойный, без повышения голосов, довольно вежливый), Салли сидела и намазывала маслом тост для Харриет и вдруг ощутила какое-то облегчение. «Это рок, — подумала она. — Судьба. Все равно нам здесь не понравилось».

— Сегодня пойдем искать другое жилище, — сказала она Харриет. — А потом свяжемся с Сарой-Джейн, и она приедет жить к нам, да?

— И овечка.

— Да, и овечка. Конечно. Напишем письмо миссис Моллой, чтобы она передала овечку с почтальоном, помнишь? А пока ешь. Соберем вещи и займемся делами. На этот раз у нас еще целый день впереди.

Через сорок пять минут после холодного разговора с домовладелицей Салли с Харриет оказались на Стрэнде. Хотя дождь уже кончился, на улице было холодно и сыро, воздух был настолько влажным, что Салли заметила, как муфта стала мокрой еще до того, как они вышли с Вильерс-стрит.

Сперва она решила зайти в свой банк «Лондон и графства», находившийся в нескольких сотнях метров отсюда. Сжимая в одной руке сумки, а другой держа Харриет, она проталкивалась через толпу — разносчики газет, чистильщики сапог, клерки, спешащие на работу, дамы, направляющиеся в магазины, комиссионеры, посыльные, снующие между прохожими, как рыбы меж водорослей, — постоянно думая о том, что офис Артура Пэрриша находится неподалеку и что ей нужно не попасться никому на глаза.

Она пыталась убедить себя, что это просто смешно, что на такой оживленной улице, как Стрэнд, она в безопасности, как нигде в мире, но все же немного нервничала; к тому же со всеми ее сумками она бросалась в глаза.

Салли дошла до банка, вошла внутрь и посадила Харриет на стул рядом с их багажом.

— Последи за сумками, — обратилась она к дочери. — А мама пойдет возьмет немного денег.

На счету у нее было двести фунтов. Если снять эти деньги и открыть еще один счет на другое имя в другом банке, они смогут снять на год маленький домик или квартиру и жить без особых забот. Ее не очень прельщала мысль носить с собой такую сумму наличными, но ведь долго с ними ходить не придется — в округе полно банков; если она попросит выписать чек, по нему ее смогут выследить. Наличные же выследить невозможно.