— Вы не ходите к доктору Тэлботу?

— А где это, мэм?

— На Хертфорд-стрит.

— Нет, это территория мистера Пратта. Он все еще работает там и на площади Нельсона. Живет там рядом, поэтому ему ходить недалеко. А мне-то что — я не против. У меня и своих дел полно. Город-то растет. Вот новый отель открылся и…

— Вы знаете человека по имени мистер Пэрриш?

Точильщик задумался.

— Он живет в Твикенхеме, мэм? Потому что имени я не припоминаю.

— Нет.

Салли внимательно наблюдала за мужчиной и чувствовала, что сердце начинает биться быстрее. Точильщик выглядел искренне озадаченным.

— Вы расспрашиваете моих слуг обо мне? — поинтересовалась Салли.

— Конечно, нет, мэм. Вы обвиняете меня в…

— Я знаю, что вы обсуждаете то, что происходит в этом доме. Моя служанка сказала мне.

— Тогда лучше поговорите об этом с ней, мэм. Меня не настолько интересуют чужие дела, чтобы совать в них свой нос, если вы об этом. Я всегда был честным человеком, мэм. В этом городе очень много людей, кто мог бы за меня поручиться. Вообще-то я не обязан к вам ходить. У меня и без того работы хватает. Если вы меня в чем-то обвиняете, давайте разберемся при всем честном народе. А если нет, то вашей кухарке теперь придется обратиться к кому-нибудь другому, если она хочет, чтобы ее ножи не тупились.

Салли почувствовала, как краснеет, и встала.

— Простите, мистер Кейв, простите меня. Просто у нас тут были кое-какие неприятности, кто-то рассказывает всем, что происходит в доме. Я просто пытаюсь выяснить…

— Довольно, мэм. Я не собираюсь ходить в дом, где подозревают, что я вынюхиваю чужие тайны. А клиентов у меня и так хватает.

И, не обращая внимания на извинения Салли, он повернулся и вышел. Через минуту она услышала, как хлопнула входная дверь.

Она снова села. Ей так надоело все это, она так устала.

Жених Элли Сидней, конюх мистера Тэлбота, назначил девушке свидание в восемь вечера. Они оба любили ходить в мюзик-холлы, а в «Британии» как раз была новая программа. Понедельник был не очень популярным днем для походов в театр, зал в этот день заполнялся лишь наполовину, но для них было главным, что они могут спокойно посидеть вместе в тепле, держась за руки, и чего-нибудь выпить. Доктор Тэлбот слыл либералом, как и мисс Локхарт, не строгим и не жестким, и легко отпускал слуг по вечерам, не то что некоторые.

В антракте Элли рассказала жениху о точильщике. Сидней уже слышал о том, что к ним кто-то вломился, и был серьезно этим обеспокоен; он сказал, что в доме должен быть мужчина, и тут же предложил переночевать у них. Элли отказала — она на это не купится. Сидней однозначно высказался об этом точильщике:

— Чё-то с ним не то. За такими, как он, на вид правильными, глаза да глаз нужен. Я их за версту чую. У них на все готовый ответ имеется. Точно говорю.

— Будь он невиновен, у него бы не было ответов? — удивилась Элли.

— Нет. В этом-то все и дело. Мне было интересно, и я изучил немало полицейских дел и думаю, что обычный невиновный человек не может помнить все, что с ним происходило. Просто не может. Люди забывают, это ведь естественно. Где ты была ночью четырнадцатого августа? Видишь, ты не можешь вспомнить. А мошенник ответит тебе сразу же, не колеблясь, даже глазом не моргнет. Потому что он все продумал заранее. Это всегда видно, и эта чушь про мистера Пратта — так, бредни. А что это за трясущийся старикан, про которого ты говорила?