Лайам посадил Харриет на колени и продолжал глядеть на своих друзей, пока повозка катилась в сторону Ламбета. Харриет с пальцем во рту тоже глазела на ребят. Затем она зевнула с видом герцогини, оказывающей высочайший знак внимания своему слуге, положила голову на плечо Лайаму и тут же уснула.

Голдберг лежал на полу в кухне и прислушивался к разговору. Хотя плечо болело нестерпимо, больше ни одна часть тела повреждена не была, и голова была ясной, как никогда.

Голоса доносились из гостиной. Голдберг услышал, как Пэрриш сказал:

— …Булочная Соломонса на Холивелл-стрит. Там на углу — тупик Брик-лейн. Да, на углу. Сожгите все дотла. Прямо за булочной магазин красок, там полно керосина. Ведите толпу туда и учините погром. Я хочу, чтобы вся улица сгорела к чертовой матери, понятно? И пораньше, пока все спят. Давайте, шевелитесь, чего стоите? Остальные — собирайтесь. Чарли, беги к извозопромышленнику и возьми повозку. Разбуди его. Да, мы уезжаем, как только полиция заберет отсюда этого чертова еврея. Вы за ним приглядываете?

Другой голос буркнул что-то неразборчивое, и кто-то засмеялся. Пэрриш огрызнулся; ночной горшок мало прибавил ему авторитета. Голдберг осмотрелся. На глаза ему попались ножки стульев и стола, ведерко с углем, но ничего такого, что могло бы служить оружием. Получится ли у него встать на ноги? Может, где-то поблизости есть нож? Или хотя бы ручка от метлы?

Он попробовал пошевелиться и застонал от боли чуть ли не во весь голос. Тут раздался громкий стук в дверь, кто-то побежал открывать: приехала полиция.

Голдберг поднялся на ноги, пока это не сделали за него. Сержант, два констебля, повозка, фонари, дубинки, объяснения, обвинения, наручники.

Тут он покачал головой.

— Я безропотно последую за вами, — сказал Голдберг сержанту. — Но буду очень вам признателен, если вы не станете надевать на меня наручники. Я ранен.

Правой рукой он приподнял окровавленную левую, показывая, что у него ранено плечо, и сержант кивнул.

— Хорошо, — обратился он к констеблю, приготовившему наручники. — Он не создаст нам особых проблем. Посадите его в повозку.

— Простите, сержант, — заговорил Пэрриш. — Этот человек крайне опасен. Я уже говорил вам, он разыскивается за политическое преступление. Он неоднократно сбегал из тюрем в России и Германии…

— Насколько я знаю, в нашей стране не судят за политические преступления, — ответил сержант. — Это он набил вам такую шишку?

— Не совсем…

— А кто стрелял в него?

— Я. Мне пришлось — с целью самозащиты…

— Не сомневаюсь, сэр. Я останусь и опрошу вас и остальных. Констебль, отвезите этого человека в участок.

«По крайней мере, честный полицейский, — подумал Голдберг, с трудом забираясь в повозку. — И не придется думать о наручниках…»

Кучер взмахнул поводьями.

Когда фургон отъезжал, две фигуры выбежали из тени и прицепились к нему сзади. Там была подножка, на которой обычно стоя ездил полицейский. На ней было достаточно места для двух двенадцатилетних мальчишек — тех самых, что ломились в заднюю дверь во время схватки.

— Успел, Тони? — прошептал один.