— Да уж, бедлам, — произнес он. — До скорого, мистер Голдберг.

Он выскочил наружу и скрылся во мраке. Кеб направился дальше, в сторону Клэпхема.

Харриет ни разу не заплакала. Мужчина, державший ее, был злой. Он все время кричал на остальных, заставлял их выбегать из повозки и открывать какие-то двери, затем подхватил ее на руки, но неправильно, и ей было больно. Она пыталась вывернуться, но он держал ее слишком крепко. Харриет еще раз попробовала, но он тряханул ее и сказал что-то грубое, отчего она чуть не заплакала, но сдержалась, крепко зажмурив глаза и сжав губы.

Потом они оказались в каком-то доме, там были лестница и дверь. Мужчина посадил ее на кровать, и комната была темной, очень-очень темной. Потом он опять сказал что-то грубое, и дверь закрылась. Девочка осталась одна в полной тьме.

Похитители не знали, что с ней делать. Они вообще ничего не знали. Они даже не сняли с нее ботиночки.

А потом произошло то, чего она ждала, но ничего не могла с собой поделать: что-то теплое разлилось у нее под одеждой, промочив платье, пальто и постель, на которой она сидела; и тут Харриет поняла, что никто не придет помыть ее и что сменной одежды тоже нет, что больше никто ей не поможет, что она осталась одна на веки вечные, потому что мама потеряла ее.

Она затряслась всем своим маленьким тельцем и заплакала.

Мишлет гладил ее по голове. Он сбрызнул одеколоном свои руки, шею и грудь, и от этого сладковатого запаха ее начало мутить, но еще больше тошнило от его мерзких поцелуев.

— Он не спит? — прошептала Салли. — Поэтому мы не должны шуметь?

— Он спит очень чутко. Доктор прописал ему снотворное, но он все равно постоянно просыпается. У него сильные боли в спине. К тому же обезьяна его достает… Не думай о нем, Луиза.

— Бедняжка. Так его жаль. Как же он одевается? Как моется?

— Я помогаю ему. Во всем. Еще один слуга помогает мне поднять его, а все остальное делаю я.

— А что с ним случилось?

— Почему ты спрашиваешь? Не думай о нем, Луиза. Я-то ведь не парализован. И ты тоже. Смотри, как красиво ложится отблеск свечи на твою кожу… Вот. Дай поцелую твою ручку…

Что-то монотонное, будто глухой барабан, стучало в голове Салли. Ей казалось, она открыла какую-то тайну, какой-то секрет. В ней затаилось подозрение, о котором она не хотела думать, то, о чем она знала все это время, но боялась взглянуть правде в глаза… Салли чувствовала, что находится в поезде, в котором нет машиниста. Она дернула рычаг, локомотив стронулся с места, и теперь она не знала, где тормоза. Состав ехал все быстрее, и ей приходилось дергать все рычаги подряд, заставляя поезд лететь с еще большей скоростью, потому что даже крушение будет лучше, чем это неумолимое, безостановочное движение вперед…

Глаза Мишлета сверкали. Он витал где-то далеко. Заметив это, Салли впервые осознала, какой опасности себя подвергает, потому что поняла: Мишлет просто сумасшедший. Она задумалась, сможет ли в случае чего дотянуться до пистолета. Кстати, где он? Не дотянуться…

И тут из соседней комнаты раздался голос Цадика.

— Мишлет, иди сюда, — громко позвал он. Мишлета передернуло, он пришел в сознание, встал, протер глаза и надел халат, прежде чем открыть дверь в соседнюю комнату.