— Та моя работа… — начал он, когда они поднялись наверх. — Лароусс передал мне ваше послание… Из Берлина я отправился в Латвию… У меня есть новости…

— Я помню, да. Расскажи.

— Товарищ Голдберг, зреет заговор против евреев. Их сейчас сотни, может, тысячи на границах — без денег, без документов… Те, у кого есть билеты, валом валят на вокзалы и в морские порты…

— Да, это я все знаю. А какие новости?

— Я как раз собирался сказать…

— Так давай скорее. В твоей статье о банкире мне не понравилась одна вещь: ты слишком долго раскачиваешься. Вся история должна умещаться в первом предложении. Аналитические статьи, эссе и путевые заметки — это совершенно иное дело. Но новости надо уметь подать одной фразой. Остальное — подробности, разъяснения, развитие темы — можно при желании отбросить. Я знаю эту историю про границы, паспорта и безденежье. Изложи суть одним предложением.

— Человек, который стоит за всем этим, известен как Цадик [1], и он направляется в Лондон.

— Уже лучше. Из тебя получится неплохой журналист. Вот мы и пришли.

Они остановились на крохотной лестничной площадке второго этажа. Голдберг открыл дверь, впустил в комнату Либермана, потом чиркнул спичкой и зажег масляную лампу. Молодой человек опустился на ближайший стул и закашлялся. Голдберг взглянул на него: впалые щеки и горящие глаза говорили о прогрессирующей болезни. Голдберг положил рюкзак, расчистил для своих бумаг место на столе среди справочников и докладов и налил Либерману стакан бренди.

— Так что ты знаешь об этом человеке, о Цадике?

Либерман взял стакан обеими руками, сделал глоток и закрыл глаза, почувствовав приятное тепло во рту и горле. Голдберг сел за стол.

— Впервые я услышал о нем в Риге, — начал молодой человек. — Товарищ должен был показать мне контору, по-моему, она называлась Бюро регистрации иммигрантов при Британском консульстве.

— Такого бюро не существует, — сказал Голдберг. — Это выдумки.

Он достал из кармана пузырек с чернилами, затем перо, положил принесенные бумаги на пол, придавив их камнем размером с кулак, обмакнул перо в чернила и, пока Либерман рассказывал, начал писать.

— Я так и понял. Я прикинулся русским евреем, который хочет уехать в Англию. В конторе сидел человек — британец, он задал мне несколько вопросов, посмотрел мои документы, потом велел внести взнос и вписал мое имя в книгу. По его словам, это должно было гарантировать мне жилье в Лондоне на три месяца. Там было много народа; некоторым нечем было платить, у них совсем не осталось денег. Они сталкивались с подобным всю дорогу из Киева: плата за транзит в Москве, за пропуск еще где-то, штамп в паспорте на границе — этому не было конца; и за каждое свое перемещение они должны были кому-то заплатить.

— Цадику, — уточнил Голдберг.

— Да. Друг, что был со мной, рассказал мне о нем. Похоже, все они, евреи, боятся этого загадочного Цадика; будто их несчастья — все эти препоны, надувательства и преследования — его рук дело. Но, видите ли, они суеверны и считают, что он… не человек. От самых отдаленных штетлов [2] до трущоб Варшавы, Бухареста и Вены все говорят о Цадике как о демоне, как о чем-то сверхъестественном. Ходят слухи, что ему служит дибук