Но это все потом, а сейчас слуга принесет сигары и бренди. И еще должна наведаться Ким Ли.

«Интересно, что она разузнала»… — промелькнуло в голове Сакстона.

Его размышления прервал голос генерала:

— Послушай, Кобра, давай все же вернемся к нашему разговору. Понимаешь, дело в том, что я не верю во все эти штуки.

Развалясь на стуле, диктатор курил сигару и, судя по всему, видимо, приготовился к долгому и многотрудному разговору о вершинах научных достижений. Поэтому ответ Кобры: «Не стану докучать тебе химическими глупостями, а скажу просто…» его слегка огорчил и он быстро произнес:

— Ну почему же докучать? Я просто не верю во все это. Мне почему-то кажется, что это цирковой трюк. А эти твои «идеальные солдаты» — просто специально подобранные артисты.

— Почему же… — попытался остановить вдруг занервничавшего генерала Сакстон.

Но тот уже ничего не слышал и лишь бубнил:

— Нет, не верю. Хотя если все это и правда, то они ничего у тебя не купят. Они просто возьмут нас всех и отправят на электрический стул. Все это слишком хорошо, чтобы оказаться правдой, и только идиот может тебе поверить… — в голосе генерала начали явственно проступать истерические нотки.

Сакстон перестал прислушиваться к бормотанию гостя и, повернувшись к веранде, сделал неопределенный жест рукой. Из дома прибежал человек со шприцем и сделал генералу укол в плечо прямо через костюм. Бормотание мало-помалу стихло.

— Ему сегодня хуже, чем обычно, доктор? — поинтересовался Кобра.

— Совсем нет, — спокойно ответил тот, опуская руку с уже ненужным шприцем. — Жара. А вообще-то, он не в худшей своей форме.

— Спасибо, доктор.

— Это моя обязанность, — отозвался врач и, чуть поклонившись, пошел к дому.

Через минуту генерал пришел в себя, и теперь с ним можно было продолжить начатый разговор. Он, правда, еще не очень хорошо выглядел, но уже все понимал и не впадал в истерику. Понимая, как сейчас несладко старому товарищу, Кобра мягко проговорил:

— Эйби, — это имя генерала знали только самые близкие люди, и то не все, — Эйби, ты себя не бережешь. Ты слишком впечатлителен и слишком легко поддаешься депрессии.

— Ты же знаешь, что так бывает всегда, когда… — генерал перевел дыхание и положил руку на правую часть груди.

— Вы, военные, все равно что поэты. Так же впечатлительны, так же нервны. Конечно, — рассуждал Сакстон, — вы гораздо тоньше чувствуете, чем мы, обычные люди. И это зачастую вас губит.

— Да… — глубокомысленно протянул Андреас.

— Ты помнишь, как ты всегда переживал, когда мы работали? Ну, тогда, — Кобра сделал неопределенный жест рукой, — много лет назад?

— Да, я помню. Мне всегда казалось, что ничего не получится, что нас непременно поймают и посадят на электрический стул. Помнишь?

— Да, — поспешно ответил Сакстон.

— Ты меня всегда успокаивал. Даже тогда, когда все получилось не так гладко, как ты задумал. Например, в Лос-Анджелесе… И опять только потому, что у меня не выдержали нервы.

— Да ладно, чего там вспоминать, — добродушно улыбнулся Кобра.

— Почему же, ты даже не ругал меня тогда за то, что я испортил твой план своей истерикой.