Случилось так, как надеялись – раскол «пятой колонны», грызня оппозиционеров меж собой. Среди противников Сталина не все были противниками СССР, не все были врагами России, не все были русофобами. Много было там патриотов. Много. Большинство. Обиженных жесткостью Сталина и Ко, его «лес рубят – щепки летят». Не «проникнувшиеся моментом». Много заблудших, отравленных, обманутых.

Обработанные, зомбированные, но элита народа! Умные, грамотные, активные, обладающие огромным опытом по управлению страной. Терять таких людей непозволительная роскошь. Чтобы их сохранить, Кельш и пожертвовал собой.

Информация за рубеж не ушла. Большинство «оппозиционеров» приняли «суровую необходимость», перешли на сторону Сталина и Ко, сдавая всех остальных. По стране прокатилась волна сердечных приступов, внезапных смертей, весьма влиятельные люди умирали от насморка, стрелялись от внезапно навалившейся тоски и безысходности. Вся сеть лондонской разведки оказалась парализована. Затошнило их патронов также и в Вашингтоне, и Берлине, и в Цюрихе – их сети тоже «легли», в случае Берлина в очередной раз. Её, разведку Канариса, вырезали в очередной раз. Власть в стране была пастеризована, как пакет молока. Быстро и незаметно для работающего и воюющего народа. Блеск! И огромное личное мужество этого чекиста. Респект и уважуха!

Вот процессия достигла дверей. Сопоставив мои ощущения и трансляцию Баси, понял – они дошли до моей палаты. А где Маугли? Бася? Мальчишка запищал, когда железные пальцы сомкнулись на его плече. Бася, потише! Железный Дровосек!

Вижу жалкое зрелище – самого себя со стороны. Вижу, как сам вздыхаю тяжко, вижу, как щель в бинтах издаёт звук голосом Кузьмина:

– Здравствуй, Николай Николаевич! Всегда Кока-Кола!

Кельш улыбается:

– Рад тебя видеть!

– Не сильно вы спешили, – пеняю ему.

– Так ты же прятался! Мотаюсь по всему юго-западному направлению уже третий месяц, следы твои распутываю. Ладно, потом поговорим. Товарищ полковник медицинской службы, доложите нам состояние этого куска мяса.

Начальник госпиталя удивлён. Запинается. Привык народ бояться НКВД, тем более генералов НКВД.

Вперёд выступает другой медик-боец. Белый халат, с тщательно проглаженными складками, накинут был впопыхах. Кельш останавливает полковника, кивает капитану медслужбы. Тот уверенно докладывает – я его пациент, капитан знает лучше.

Кельш кивает и уступает место ещё одному командиру – подполковнику. Он представляется командиром дивизии, в боевых порядках которой сражалась наша штрафная рота. Зачитывает приказ о снятии с меня судимостей ввиду искупления – героизмом и кровью. Потом зачитывает приказ о моём награждении медалью «За отвагу». Кельш мотает головой:

– Неверно составлен приказ. Оба приказа. Исправьте. Фамилию Кенобева Обивана Джедаевича замените на Кузьмина Виктора Ивановича. Да-да! Тот самый Медведь. Прятался от нас. Знали бы, что так примитивно себе псевдоним выберешь… – Кельш махнул рукой.

Немая сцена. Подполковник стоит ни жив ни мёртв. С коробочкой в руках. Бася, в виде бойца осназа НКВД, подходит ко мне и принимает привычный для меня вид черного скафандра. Поднимает меня и несёт.