…Струги, медленно разворачиваясь, подплывали к берегу. Первые стрелы ударили в борта.

— Да они же мальца на заклание идолу приготовили! — воскликнул Никита Пан. — Вон, к столбу привязанный!

— Пищали к бою! — скомандовал Ермак, стоявший в струге рядом с Никитой Паном.

— Скорее к берегу! — вскричал Никита Пан. — Скорее к бе…

Никита Пан не закончил, захрипел и повалился со стрелой в груди.

— Никита! Никита-а! — затряс его Ермак.

Увидев это, Мещеряк взревел с соседнего струга:

— Никиту убили! Лупи их, братва! Пали!

Грянул со струга залп. Несколько остяков и вогулов упали, в том числе и шаман со священным копьем, подбежавший почти к жертвенному столбу. Остальные бросились к виднеющемуся невдалеке городку, спешно унося с собой идола.

Возле вырытой на высоком берегу Иртыша могилы стоит вытесанный из колоды гроб с телом Никиты Пана. Атаманы и казаки были с непокрытыми головами, тут же находился и Бояр. Чуть сбоку под дулами казачьих пищалей кучей толпятся вогулы и остяки — напуганные, виноватые. В толпе много стариков, женщин, детей. Стелется дым от сгоревшего городка.

Казаки к ногам Ермака сбрасывают связанных Юмшана и недавно корчившегося на земле шамана. Оба, ожидая неминуемой казни, встали на колени.

— Развяжите их, — приказал Ермак.

Пленников развязали. Они, испуганно озираясь, встали. Игичей, боясь встретиться взглядом с Юмшаном, спрятался за людей.

— Вы всю эту свару затеяли… Так объясните мне, зачем мы убиваем друг друга?

— Вы пришли воевать нашу землю, — хмуро сказал Юмшан.

— Коль ваша это земля, почто платите вы с нее дань Кучуму? Зачем даете ему своих воинов?

Остяки и вогулы молчат.

— Выходит, это не ваша земля. Кучум — это поганый пришелец, он подчинил себе ваши улусы, он посылает ваших воинов разорять и жечь русские земли. И мы пришли воевать не с вами, а с Кучумом!

— Твой даруга Анфимка сильней Кучума нас грабит.

— За то я накажу Анфима Заворихина. Больше он ясак собирать не будет.

— Это шибко ладно будет, атаман Ермак, — сказал Бояр. — А другие?

— Я приказал только по одному соболю с каждого охотника брать.

— Так-то шибко ладно будет, — сказал и Юмшан.

— Вот так ты и объявляй всем лесным людям. И все шаманы пусть объявляют. Ступайте.

— Ты, атаман, отпускаешь меня?

— Отпускаю.

Шаман и князек отошли к своим. Гроб начали медленно опускать в могилу.

Когда земля застучала о крышку гроба, Игичей, стоящий рядом с Мещеряком, сказал:

— Зря атаман князя Юмшана отпустил. Князь Юмшан сильно нехороший человек.

Вновь скользят по воде струги, поднимаясь вверх по течению неширокой реки. Впереди синеют отроги невысоких гор.

— Может, и мы с тобой тут погибнем, Матвей!.. — тихо проговорил Ермак. — И другие многие. Да не все ж… Вон у Савки Керкуна сын родился от остячки. Подняться бы через много-много лет да поглядеть — какая жизнь тут будет. А?

Мещеряк, помрачнев, почему-то ничего не ответил.

Рядом с Ермаком стоит казак Осташка с обмотанной вокруг головы кровавой тряпкой, смотрит на синеющие горы полными слез глазами. Судорожно дернув кадыком на обросшей худой шее, заговорил:

— Атаман… Это же Камень-горы. Неделька-другая пути — и на Руси будем. Хоть бы одним глазком… А?