Генерал-майор Цветаев Максим Петрович. Северо-восточный Китай. Июль-август 1950.
С Победы, мы так в Маньчжурии и застряли. Солдаты демобилизуются — мы остаемся. В войну нормой было, что командир машины, это сержант, а офицер-летеха, уже взводный — теперь же, в тяжелом батальоне, даже мехвод ИСа с погонами мамлея, не редкость, а про командиров, ясно и так. Цвет армии, фронтовики, кто в кадрах добровольно остался — кому-то просто некуда было на гражданку идти, кто-то к военной службе привык. Домой хочется, на север, за Амур — а нельзя! Здесь Харбин и пара других городов на северной КВЖД еще на Россию похожи, и в Порт-Артуре флотские обживаются капитально — а прочая китайская провинция, это такая дыра! Ладно, военный городок для нас китайцы построили, и полигоны оборудовали для боевой подготовки. А соцкультбыт, это в Харбине, только там и отдохнешь. Ну а если в Союзе побывал, будут на тебя с белой завистью смотреть, не меньше полугода!
В сорок восьмом реформа была — теперь мы не бригада, а полк, ну а танковые и мехкорпуса в дивизии переформировали. А по технике все так же — в полку те же три батальона по двадцать машин, три полка — дивизия. В нашем 56 м гвардейском тяжелом танко-самоходном полку, два батальона самоходок (по 21 СУ-122-54), тяжелотанковый батальон (21 танк ИС), батальон мотострелков на БТР-40 (у соседей в Шестой Гвардейской Танковой уже более новые и вместительные БТР-152), дивизион «катюш», причем новых, с трубами а не рельсами, называется «Град-1», зенитный дивизион, разведрота, инженерно-саперная рота. При этом мы получили штаб и тыловые службы по дивизионным штатам — подумали, что для упрощения нашего развертывания в дивизию в случае войны, поскольку на Дальнем Востоке отчетливо пахло порохом.
Но уже на летних маневрах 1948 года мы взаимодействовали с двумя танковыми полками Корейской Народной Армии, официально это называлось «дивизионной группой», а по факту, полноценная дивизия. Не забыли у нас жестокие уроки 1941–1942 годов, когда наши танковые части, механически собранные в кучу, терпели поражения из-за неслаженности и нехватки внешне незаметных штабов, служб тыла и связи! Штат у корейцев был как у нас, техника — в каждом полку 65 Т-54. А весь комсостав, начиная с ротных, укомплектован нашими, советскими корейцами, родом с Дальнего Востока и Средней Азии, хотя встречались и такие «корейские» физиономии, что при одном взгляде на них становилось ясно — Рязань-матушка! Командовали же полками боевые офицеры, прошедшие всю войну — комполка-1, полковника Туманова, я даже знал еще по Первому Белорусскому, за Вислой встречались, затем на Зееловском плацдарме, он тогда комбатом был, 9-й танковый корпус в составе Третьей Ударной. И комполка-2, подполковник Богачев, тоже фронтовик — Ленфронт, Прибалтика, Кенигсберг. Стало ясно, что все не так плохо, как я подумал поначалу — особенно после маневров, действия корейских танкистов меня приятно удивили, примерно наш уровень лета 1942 года, что для людей, три года назад впервые в жизни увидевших танки, не говоря уже о хотя бы шапочном знакомстве с многотрудным искусством танковой войны, очень немало.