Ирина обернулась быстро. Принесла накрытую белой салфеткой тарелку, поставила на стол. Под салфеткой были рюмка с коньяком и блюдце с колечками лимона.

— Лучше бы массаж, — сказала Ирина.

— Что? — не поняла Таня.

— Если боль в спине станешь алкоголем лечить, долго не протянешь.

— Спина не болит. — Таня выпила коньяк и взяла в рот лимон. — Подлая спина не болит, хотя должна раскалываться. Неужели это у меня психосоматическое? На нервной почве, — уточнила Таня.

— У тебя нервы как стальные канаты. А психика — ни к черту.

— Странно выражаетесь, мадам. — Таня улыбалась, несмотря на обжигающее действие спиртного и кислющее лимона. — Хотя, с точки зрения современной науки, психика и нервы — отдельно. Как котлеты и мухи.

— Ты чему радуешься, я не пойму? Что Журавлеву спасли? Так она не первая, но ты коньяком никогда не тешилась. Что спина не болит? Так она у тебя не болит на нервной, то есть на психической почве. Завтра в девять утра идешь на рентген, я договорилась, тебя будут ждать.

— Ирка! Что бы я без тебя делала?

— Пропала бы.

— Верно! Но если ты еще раз посмеешь вмешиваться в назначения докторов, я тебя уволю. Понюхай, пахнет? — Таня дожевала цедру лимона и дыхнула на Иру.

— Пахнет! — вредно ответила Ира.

— От одной рюмки?

— Несет, смердит.

— Ира, не обижайся! Мне настолько хорошо, что летать хочется.

— Да с какого бодуна? — говорила Ира в спину Татьяне, выходящей из кабинета. — Так улыбается! Никогда не видела, только когда с Игорьком играет…

У Журавлевой не было постоянного поста, но медсестры и врачи заглядывали в палату каждые пять минут. Петя Сомов был искренне благодарен Татьяне за то, что пациентку с осложнениями не отправили в реанимацию, а вернули в палату. Петя сообщил Тане, что поменялся дежурством и остается на ночь.

— Татьяна Владимировна, — замялся он, — в отчете об операции…

Корпоративная порука среди врачей исключительно прочна. Они могли интриговать друг против друга, ссориться, строить козни, но в том, что могло выйти из стен клиники и стать, например, достоянием юристов, были сплочены крепко. От ошибок никто не застрахован. Точнее — наши доктора не застрахованы. Американские коллеги Тани имеют многомиллионные страховки от врачебной ошибки. Кроме того, по документам операцию вела Татьяна. Про себя, что ли, напишет, будто напортачила?

— Разрыв артерии произошел вследствие подрастания метастатического узла к стенке сосуда, — сказала Таня. — Подробнейше описать детали остановки кровотечения и ушивания стенок артерии. Какие зажимы, нити — все подробнейше! — подчеркнула она. — Покажете мне черновик отчета.

Она никак не могла избавиться от неукротимого желания улыбаться, проявлять радость.

Ненависть к Журавлевой смыло — враз и начисто. Как смывает прилив мусор с прибрежного песка: унесло в морские дали окурки, бутылки, банки, фантики, объедки и забытую одежду — не отыщешь. И лицо Журавлевой уже не казалось чванливо-презрительным. Обыкновенное лицо немолодой женщины, усталой и мудрой. Строгой на работе и доброй в кругу семьи.

«Лицо рабочей лошади, — подумала Татьяна, последний раз навестив больную. И снова едва удержалась от смешка, теперь уж над самой собой. — Лицо лошади — это придумать надо!»