Ординатор Люся приплясывала на месте:

— Ну, хоть стежок! Ну, дайте пошить! Хоть узел завязать!

Татьяна разрешила после подробнейшей инструкции, которая, похоже, пролетела мимо ушей ординатора, обалдевшей от счастья. Анестезиолог и его ассистентка, хирургическая сестра, Таня и Вероника застыли над телом спящей пациентки, наблюдая, как Люся делает первый шов. Их интерес ничем не отличался от интереса людей, наблюдающих за резчиком по дереву, который впервые взял в руки инструмент. У Люси дрожали пальцы. Анестезиолог и прочие не удержались от разочарованного вздоха.

— Не выходит каменный цветок, — хмыкнул анестезиолог.

— Ничего! — сказала Таня и протянула руку за иглой. — Первый раз ни у кого не выходит. Где, ну? — рыкнула она на операционную сестру.

Татьяна шила и в двадцатый раз говорила о том, как правильно вводить иглу, стягивать края, чувствовать натяжение нити. Надо будет, и двадцать пятый раз объяснит, покажет.

Операционный блок находился на втором этаже, их отделение — на третьем. Они поднимались по лестнице: Таня, Вероника и Люся — измотанные, усталые.

— Татьяна Владимировна! — вдруг сказала Вероника. — Нам с Петей страшно повезло с вами.

— Куда повезло? — не сразу поняла Таня.

— Повезло, что вы не давите нас, что учите, что позволяете самим руками действовать.

Спина у Тани ныла отчаянно, поэтому, наверное, вырвалось искреннее удивление:

— Разве? Мне казалось, что я вас вечно контролирую и не даю возможности работать самостоятельно.

— Мы с Петькой, — продолжала Вероника, — через полгода защитимся. Кандидаты медицинских наук. Идеи — ваши, набранный материал — ваши операции. Имея звание и вашу практическую школу, нас с руками оторвут.

— «Имея, оторвут» не по-русски звучит.

— Вот вы вся в этом! — неожиданно вступила Люся. — Такая женщина! И лицо, и фигура! Зашибись! А никто не зашибается.

— Увы! — Таня усмехнулась.

— Вы не понимаете! — горячилась Люся. — Мой дедушка был очень главным милицейским начальником по кадровой части. Помните «Семнадцать мгновений весны»? Там на каждого фрица характеристика мелькала: «Истинный ариец, характер нордический…» У наших сотрудников гораздо умнее было в характеристиках. Обязательная графа — самооценка. Вдумайтесь, как верно! Про одного человека: «Самооценка завышена». Про другого: «Самооценка занижена».

— И ни у кого не было верной самооценки? — спросила Таня, остановившись на лестничном марше, потому что спину пробило электрическим разрядом, не двинуться, едва удержаться от стона.

— Не было! — подтвердила Люся. — Но это не главное! У вас, Татьяна Владимировна, богини от хирургии, женщины во всех отношениях привлекательной, самооценка ниже плинтуса! Так нельзя!

«Мне только ординаторши в качестве наставницы не хватало. Надо деликатно поставить ее на место», — подумала Таня. Но больная спина к деликатности не располагала.

— Людмила Сергеевна! Я считаю неуместным обсуждать с вами мой характер.

— Извините! — заткнулась Люся.

С каждой ступенькой настроение у Тани портилось, потому что в отделении находилась Журавлева. Она задаст вполне справедливый вопрос: «Когда операция?» Что ответить, Таня не знает.