— Да, — ответила я на очередной вопрос. — Я не уверена, что смогу открыть дверь. Он… — сжала трубку и провела кончиками ногтей по экрану телефона Эдика. Из-за постели была видна только его нога. Ботинок. Он даже не разулся…

— Я попробую найти ключи, — стиснула мобильный сильнее.

Положив трубку я поднялась. Снова обшарила карманы, но ключей не нашла. Глянула на тумбочку, на дверь — ничего. Брюки… Остановилась в проёме двери, понимая, что должна посмотреть в карманах брюк.

По телу пробежал озноб, но я заставила себя подойти ближе. Мысок моего сапога коснулся лодыжки бывшего мужа. Я посмотрела ему в лицо.

— Ты это заслужил, — сказала я, сама от себя не ожидая подобных слов. — Заслужил, — тихо, а после с отчаянным, истеричным криком: — Заслужил, чёрт тебя подери! Гори в аду! — Закусила ребро ладони, пытаясь отрезвить себя. Господи, что я говорю?! Я убила человека… Убила человека!

Стоя на коленях, я продолжала смотреть в лицо Эдика. Дышала через раз, не зная, что должна сделать, чтобы всё это наконец закончилось.

— Прости, — прижала ладонь к губам и осела на пол.

Только теперь поняла, что всё это время возле моего колена гудел стоящий на виброрежиме телефон.

Входящий от Демьяна…

Ненадолго телефон умолк и загудел снова. Взяв его, я нажала на отбой, а после и вовсе отключила. Положила на постель и перевела взгляд на окно. Там, за стеклом, ветер раскачивал ветви деревьев.

Тишину вновь нарушило гудение. На этот раз звук исходил от мобильного Эдуарда. Павел…

Сама не зная зачем, я выключила второй телефон и встала. Подошла к балкону и повернула ручку. Глоток свежего воздуха. Хотя бы один глоток. Иначе я просто задохнусь от смеси этих запахов: запаха Эдуарда, крови и самого отвратного — гнилостного запаха лжи.

Опустошённая, я лежала на больничной койке, всё ещё пытаясь до конца осознать новую действительность, а в голове снова и снова звучала фраза, сказанная фельдшером приехавшей по вызову бригады скорой помощи:

— Время констатации смерти — восемь часов тридцать две минуты.

Восемь часов тридцать две минуты утра. Именно в тот миг жизнь моя разделилась чёткой чёрной линией, по одну сторону которой я была женщиной, матерью, дочерью, а по другую — убийцей.

Сколько я ни пыталась отмыть руки от крови, сколько ни тёрла их, вовсю включив горячую воду, следы крови не исчезали. Кожа стала чистой, а я всё равно видела их: бурые, грязные, намертво впечатавшиеся в мою память.

Как в тумане я открыла дверь, как в тумане впустила в квартиру медиков и провела их в спальню.

Смотрела на всё, словно была сторонним наблюдателем, зрителем, странным образом попавшим из зала кинотеатра в действительность дурного фильма, ставшего его настоящим. Время констатации смерти: восемь тридцать две — это было единственным, что я запомнила чётко.

Стоило квартире наполниться людьми, меня охватило оцепенение, отступать которое начало лишь несколько минут назад, когда я снова осталась одна. Одна в больничной палате. И как в тумане — лица, голоса, ветер, облизавший холодом моё разбитое лицо, когда я, ведомая кем— то под руку, вышла из подъезда, скорая, осмотр врача…