— Только что?! — нервно переспросила я. — Света!

— Поступила анонимная жалоба, — тихо сказала она. — Сегодня утром к нам приходил инспектор из органов опеки. Они хотят забрать её, Дарин. Хотят забрать Соню.

— Вы можете не отвечать на этот вопрос, Дарина, — проговорил пожилой мужчина в тёмном пиджаке, представившийся мне ранее, как Альберт Юрьевич.

В палату мою он вошёл буквально за несколько минут до появления следователя и сразу сообщил, что будет представлять мои интересы во время следствия и, если потребуется — на самом судебном процессе. Одного взгляда на него мне было достаточно, чтобы понять, кто именно прислал его. Всё в этом человеке выдавало статус: неброский, но отлично сшитый костюм, часы на запястье, небольшой кожаный портфель в руках. Скрывать этого он, впрочем, и не собирался. Как бы мне ни хотелось сказать, что я справлюсь сама, что Терентьев уже и так достаточно вмешался в мои дела, мою жизнь, в жизнь моей дочери, я этого не сделала. Не сделала именно из-за Сони. Потому что понимала — оплатить адвоката я не смогу, а предоставленному системой государственному защитнику вряд ли будут действительно важны мои интересы и проблемы.

— Я отвечу, — кашлянув, сказала я.

Разговор длился не так уж и долго, а силы мои подходили к концу. Голова ныла и кружилась, горло болело от жёстких, ещё недавно впивающихся в кожу и не дающих дышать пальцев Эдуарда, синяки на теле, лице и руках налились и стали просто безобразными.

— Нет, я не думала о том, что хочу его убить, — подняла взгляд на следователя. Заметила в глазах того жалость, но сейчас это не разозлило меня.

После ухода Светы я закрылась в небольшой ванной и несколько минут просто скулила, упираясь руками в край раковины. Соня… Как ни пыталась Света успокоить меня, я понимала — всё хуже, чем когда-либо. Если её, мою кроху, мою маленькую нежную девочку заберут, отправят в детский дом… Именно тогда я заставила себя сделать глубокий вдох и собраться. Я должна была как можно скорее оказаться дома. И пусть хоть кто-нибудь… Пусть только попробуют забрать её. В горло вцеплюсь и перегрызу. Вот тогда-то я первый раз внимательно рассмотрела своё отражение: следы от пальцев на шее, огромный синяк на скуле, разбитые губы, спутанные, неопрятно лежащие волосы.

Ночь прошла в забытье. Явь путалась с полудрёмным, наполненным тревогой и страхом сном. Я видела лицо Эдуарда, чувствовала его дыхание, прикосновения, а после распахивала веки и понимала, что это всего лишь игры моего воображения.

Завтрак, который принесла раздатчица, так и остался нетронутым — всё, что я смогла, выпить безвкусный чай.

— То, что случилось… — прижав пальцы ко лбу, я качнула головой. — Я не хотела этого.

— Даже когда он начал избивать вас? — снова спросил следователь.

— Да, — отозвалась я. — Даже когда он… когда он стал… — рвано выдохнула, вновь возвращаясь во вчерашнее утро. Утро, которое желала бы забыть навсегда. — Я не хотела убивать его, Алексей. Я хотела только оттолкнуть его, остановить.

— Тогда как у вас в руках оказалась статуэтка? — подняв глаза, я снова натолкнулась на взгляд следователя.