Ее выпуск из Университета Тафтса завел себе страницу со старыми и новыми снимками, с информацией об однокурсниках. А вдруг такую же устроили и те, кто окончил Принстон двадцать лет назад?
Она ввела пароль, зашла в поиск.
Золотое дно.
Девяносто восемь участников. На главной странице — крохотные фотографии восьмерых. Нашлась доска объявлений, ссылки. Уэнди задумалась, как вступить в группу и получить полный доступ, но тут прожужжал телефон. Судя по иконке, пришло голосовое сообщение — видимо, звонили, когда она была в «Бленде». Однако последним в списке оказался вызов с бывшей работы — вероятно, по поводу ее смехотворного выходного пособия.
Нет, набирали меньше часа назад. Отдел кадров не стал бы беспокоить так поздно.
Уэнди нажала несколько кнопок и с удивлением услышала голос Вика Гаррета, который ее уволил… неужели всего два дня назад?
— Привет, драгоценнейшая, это Вик. Срочно перезвони. Крайне важное дело.
Ей стало не по себе — бывший босс без повода не преувеличивал. Она набрала его личный офисный номер; если уже ушел — звонок переключится на мобильный.
Вик поднял трубку мгновенно.
— Слышала уже?
— Что?
— Тебя могут снова взять на работу как минимум сдельно. В любом случае я хочу, чтобы эту тему раскрутила ты.
— Какую тему?
— Копы нашли телефон Хейли Макуэйд.
— А я тут при чем?
— …в номере Дэна Мерсера. Уж не знаю, что за дрянь с ней приключилась, но, похоже, твой парнишка тут замешан.
Эд Грейсон лежал в пустой постели.
Мэгги, на которой он был женат шестнадцать лет, собрала вещи и ушла, пока его допрашивали в связи с убийством Дэна Мерсера. Их браку пришел конец, и, на взгляд Эда, уже давно; жили по привычке, надеялись, а теперь исчезла и надежда. Он не сомневался: Мэгги бы этого не признала — закрывала глаза на неприятности, действовала по принципу «Сложить беду в чемодан, засунуть на верхнюю полку самой дальней кладовки памяти, запереть дверь и налепить на лицо улыбку». Любимой присказкой ей служили слова жившей в Квебеке матери: «Погода на пикнике зависит от тебя». Они обе много улыбались, да так роскошно, что о пустоте их улыбок часто забывали.
Прием безотказно работал много лет, в свое время очаровав и обезоружив молодого Эда Грейсона, который принял его за признак доброты и захотел всегда быть рядом с этой сердечностью. Потом стало ясно: улыбка — фасад, маска, которой Мэгги отгоняла от себя проблемы.
Когда всплыли фотографии их обнаженного сына, Э-Джея, реакция жены — не обращать на снимки внимания — ошеломила Эда.
— Об этом не должны знать, — сказала она. — С Э-Джеем все хорошо. Ему только восемь.
Физически мальчика никто не трогал, а если и трогал, на нем это никак не сказалось. Педиатр ничего не нашел. Э-Джей вел себя как обычно, в кровать не мочился, от кошмаров не страдал, повышенной тревожности не выказывал.
— Забудь, — настаивала Мэгги. — Сын в полном порядке.
Эда чуть удар не хватил.
— По-твоему, пусть этот подонок гуляет на свободе? Пусть делает то же самое с другими детьми?
— Другие меня не волнуют.
— Ты чему его учишь? «Забудь» — хорошенький урок!