И вот тут-то ворвалась в эту мирную идиллию толпа родных, с ходу окруживших диван и принявшихся говорить-выспрашивать, ахать, охать и причитать, перебивая друг друга, а старший Нагорный сразу же занялся делом и, не спрашивая разрешения дочери, откинул плед, поднял футболку, сдвинул повязку и осмотрел рану.

– Так, бабы, цыц! – прогрохотал он самым грозным своим хирургическим тоном: – Рана фуфловая, хоть и болезненная, царапина, нечего панику разводить. Заживет быстро. – И потребовал: – Так, Влад, мне пятьдесят грамм и пожрать чего-нибудь по-доброму, а то я прямо из клиники, с дежурства сорвался.

И «народ» тут же успокоился, перестав причитать и охать: если дед просит пятьдесят грамм и закусить по-доброму, значит, все в полном порядке и нет ничего страшного, угрожающего и, не приведи господь, смертельного.

И в момент изменив настрой, каждый по очереди посоветовал Дине лежать-отдыхать, а потом всей бандой, как табором кочевым, ей-богу, двинулись в кухню «помогать» Алене Васильевне накрывать большой стол.

И это они им еще не сказали про беременность! Даже представить страшно, что начнется. Ну их, придержим пока новость, решили Влад с Диной, обменявшись понимающими взглядами.

Спонтанное застолье, к которому привлекли и Алену Васильевну, и Гусарова, неудачно или, наоборот, очень даже удачно зашедшего, затянулось, превратившись в долгие, приятные посиделки, длинную беседу с неспешным обсуждением семейных дел, проблем и вопросов.

Дина, воспользовавшись моментом, пока Клим Викторович под давлением «общественности» принялся пересказывать то, что уже доложил раньше им с Владом, тихонько встала и незаметно ушла на дальнюю террасу.

Села на так полюбившийся всей семье большой удобный диван-качели, оттолкнулась ногой от пола, чтобы раскачаться, укуталась в большой теплый плед и смотрела в черноту уже наступившей ночи, казавшейся еще темнее от тусклого освещения пары светильников на стене.

Там ее и нашел Влад. Сел рядом, поднял и пересадил жену к себе на колени и качнул качели посильней. Молчали, чувствуя единение, смотрели вдаль на еле заметные огоньки фермы, раскачивались.

Прибежал Лешик без протеза, на дежурных костыликах. Как нашел, как узнал, где они? Он всегда находил их безошибочно, каким-то внутренним, настроенным на родителей радарчиком. А они все удивлялись до сих пор этой его способности.

– Лешка, – отчитал его Влад, – ты что из кровати сбежал? Тебе же спать давно пора.

– Сбежал, и что, папочка, – признался малыш, и в самом деле одетый в ночную пижамку, – я же не могу мамочку бросить, это же неправильно, ей же больно и грустно.

– Ну, залезай, герой ты наш, – проворчал Гарандин, подхватывая малыша, убирая костыли в сторонку и усаживая рядом с собой.

Укутал в плед, прижал потеснее к боку, Лешик нашел под пледом Динину руку и ухватился за нее. Теперь молчали и раскачивались втроем.

Там их и нашли Кирилл с Соней.

– Ага, сидите, – констатировал Кирилл. – А Сонька у нас тут комплекс себе ужасный зарабатывает и самобичеванием изводится.

– Сонечка, ты что? – сразу же всполошилась Дина.