— Если хотите знать, почему я без чулок, загляните ко мне в гримерную. Я вчера уже испортила четыре пары, а сегодня утром еще две. В этом платье добрых два килограмма.

От группы зрителей отделился некий человек и уставился на коричневые ноги говорившей; то, что они ничем не прикрыты, совсем не бросалось в глаза, да и в любом случае по выражению ее лица было ясно, что она ничего с этим делать не собирается. Барышня явно пребывала не в духе, а выразительность ее черт была такова, что ей довольно было чуть-чуть закатить глаза, чтобы донести до всех этот факт. Была она смугла и красива, с фигурой, которая грозила расплыться раньше, чем то будет угодно ее обладательнице. Каковой уже исполнилось восемнадцать.

Произойди все это неделю назад, сердце Джорджа Ханнафорда и не дрогнуло бы. Отношения их находились именно на такой стадии. Он пока не сказал Хелен Эйвери ни единого слова, которое вызвало бы порицание у Кэй, однако на второй день съемок между ними возникло нечто, что Кэй уловила неведомым образом. Возможно, все это началось даже раньше, потому что, еще увидев первую пробу Хелен Эйвери, он сразу решил, что играть с ним рядом должна именно она. Его заворожили голос Хелен Эйвери и то, как она опускала глаза, закончив говорить, — будто изо всех сил старалась проявить сдержанность. Он еще тогда почувствовал, что оба они будто бы терпят что-то, что каждый владеет половиной некоей тайны, касающейся людей и жизни, и если они кинутся друг другу навстречу, между ними возникнет романтическая общность почти что небывалой силы. Именно этот элемент обещания, недосказанности витал над ним уже две недели, а теперь начал медленно рассеиваться.

Ханнафорду было тридцать лет, и фильмовым актером он стал лишь благодаря череде недоразумений. Отучившись год в маленьком техническом колледже, он устроился на лето в электрическую фирму и впервые вошел в съемочный павильон ради того, чтобы починить обойму клиговых прожекторов. Когда возникла такая необходимость, он снялся в эпизодической роли, и это удалось ему хорошо, однако в течение целого года он видел в этом лишь недолговечный эпизод своей жизни. Поначалу многое в мире кино его раздражало — почти истерическая самовлюбленность и несдержанность, прикрытые тончайшим покровом изысканного дружелюбия. Только в последнее время, когда в мире кино стали появляться такие люди, как Жюль Ренар, он начал усматривать для себя возможность честной, стабильной личной жизни — такой, какая ждала бы его, стань он преуспевающим инженером. Наконец-то успех подарил ему твердую опору.

С Кэй Томпкинс он познакомился в старой студии Гриффита в Мамаронеке[23]; свадьба их стала ничем не запятнанным очень личным событием, совсем не похожим на большинство киношных свадеб. После этого они безраздельно принадлежали друг другу, про них говорили: «Вот, смотрите, единственная актерская пара, которая умудрилась не развестись». Если бы они развелись, это многое бы отняло у многих людей — людей, которым само созерцание их брака придавало опору под ногами, — и любовь их, помимо прочего, укрепляло сознательное стремление не разочаровать этих людей.