— Знаете, а переезжайте-ка сюда, — сказал Джефри. — Купишь вам с Китти домик в деревне, как у нас.

— Ты плохо знаешь Китти. Она ненавидит сельскую жизнь. Ей подавай театры и водевили.

— Привози ее сюда, — настаивал Джефри. — Устроим тут настоящую колонию. У нас уже есть замечательные соседи. Приезжайте!

Они успели дойти до крыльца; Роксана отрывистым жестом указала на какую-то развалюху справа.

— Гараж, — пояснила она. — А через месяц там будет рабочий кабинет Джефри. А еще — ужинать будем в семь. А еще — до того пойду сделаю нам коктейли.

Мужчины поднялись на второй этаж — вернее, поднялись наполовину, потому что на первой площадке Джефри стукнул об пол чемоданом своего гостя и из уст его вылетел полувопль-полувопрос:

— Ну, Гарри, и как она тебе нравится?

— Пойдем наверх, — откликнулся его гость. — И прикроем дверь.

Через полчаса, когда оба они сидели в библиотеке, из кухни показалась Роксана; она несла миску с печеньем. Джефри и Гарри поднялись.

— Оно получилось очень красивым, дорогая, — несколько натянутым тоном произнес ее супруг.

— Просто изумительным, — пробормотал Гарри.

— Попробуй. Я к нему не прикасалась, хотела, чтобы ты сперва посмотрел, а теперь будет просто ужасно тащить его назад, так и не узнав, какое оно на вкус.

— Истинная манна, дорогая.

Мужчины одновременно поднесли печенье к губам и принялись задумчиво жевать. Одновременно попытались сменить тему разговора. Однако обмануть Роксану было не так легко: она поставила миску и тоже схватила печенье. Через секунду на всю комнату прозвенел ее окончательный вердикт:

— Невероятная дрянь.

— Право же…

— А я не заметил…

Роксана расхохоталась.

— Какая я безрукая! — воскликнула она сквозь смех. — Гони меня прочь, Джефри, от меня никакого толку. Я ничего…

Джефри обнял ее за талию:

— Милая, я с радостью съем твое печенье.

— Все равно на вид очень красиво, — не сдавалась Роксана.

— Вышло… крайне живописно, — высказался Гарри.

Джефри бросил на него восторженный взгляд:

— Вот именно! Крайне живописно. Настоящие шедевры. Сейчас найдем им применение.

Он метнулся на кухню и вернулся с молотком и гвоздями.

— Да, Роксана, найдем! Мы сделаем из них фриз.

— Не надо! — жалобно вскричала Роксана. — Наш красивый домик…

— Да бог с ним. Тут все равно обои переклеивать в октябре. Ты разве не помнишь?

— Ну…

Бум! Первое печенье пригвоздили к стене; оно немного подрожало, будто живое.

Бум!

Когда Роксана принесла по второму коктейлю, все печенья, ровно дюжина, висели в ряд на стене, будто коллекция доисторических наконечников.

— Роксана! — воскликнул Джефри. — Ты — прирожденный художник! Зачем тебе еще и готовить? Ты будешь иллюстрировать мои книги!

Пока они ужинали, закат догорел, превратившись в сумерки, а потом снаружи раскинулась усеянная звездами тьма, которую населяло и заполняло невесомое великолепие Роксаниного белого платья и ее низкий переливчатый смех.

«Какая она еще девочка! — подумал Гарри. — Гораздо моложе Китти».

Он мысленно сравнил их. Китти — нервная, хотя и не чувствительная, темпераментная, но лишенная темперамента, женщина из тех, что высекают искру, но не пламя, — и Роксана, юная, как весенняя ночь, вся, до последней черточки, воплощенная в своем подростковом смехе.