В квартире театрального рецензента газеты, «Речь» господина Аша происходили странные вещи. Но именно для того, чтобы это увидеть, хозяин и пригласил гостей, которые пользовались доверием у многих жителей Петербурга. В полутемной комнате в буквальном смысле все ходило ходуном. Комод и шкаф перемещались по периметру, иногда задевая мужчин, сидевших со сцепленными руками вокруг ломберного столика. В отдалении от них, скрестив руки на груди, гордо стоял человек, похожий на Дон-Кихота. Его лицо освещал лишь электрический фонарь. Время от времени «Дон-Кихот» восклицал: «Дух, ты здесь? Прошу тебя стукнуть три раза», — и многозначительно поглядывал на медиума, скорчившегося на стуле.
Медиумом был поляк Ян Гузик. Вначале он почти не реагировал на фразы ассистента, но постепенно тело его стали сотрясать конвульсии. Он издавал какие-то хриплые звуки, и вскоре изо рта Гузика поползла специфическая пена. В этот же момент в комнате раздалось три отчетливых удара.
— Благодарю тебя! — воскликнул ассистент. — Господа, дух здесь! — обратился он к сидящим.
Присутствовавшие в тот день на сеансе не на шутку испугались торжества потусторонних сил. Хотя все они были взрослые мужчины, необъяснимое движение мебели по комнате произвело на них кошмарное впечатление.
Серьезные люди, сидевшие за столом, были бледны, и только Петр Успенский, автор книги «Четвертое измерение», растерянно пробормотал, протирая пенсне: «Вдумаемся. Это чудо? Но разве вся наша жизнь не чудо? И мы— чудо, и этот стол— чудо… Мы ничего вообще не знаем. Вокруг нас сплошь чудеса».
Собравшиеся представляли собой специальную комиссию, пришедшую проверить способности Яна Гузика. Был здесь сотрудник журнала «Русское богатство», журналист и врач Павел Мокиевский. Обычно его сопровождали двое студентов Горного института — Глеб Бокий и Иван Москвин. Был здесь и критик Волынский. И один крупный чин из Академий Генерального штаба, которого дух, как бы невзначай, легонько стукнул по лбу ножкой стула. В конце сеанса члены комиссии поставили подписи под специальным протоколом, в котором удостоверяли все случившееся с ними в тот вечер. Ассистент и импресарио Яна Гузика, представившийся Чеславом фон Чинским, пригласил комиссию на дальнейшие сеансы, где возможна материализация духа одного несчастного самоубийцы из Катовиц или маленького медвежонка. И хотя эти опыты чрезвычайно опасны для здоровья медиума, они могут быть повторены во время грядущего контакта с потусторонними силами. Новый сеанс, как обещал Чинский, должен состояться на квартире у художника Рериха, и там, видимо, духи дадут себе волю.
Комиссии была известна эта семья, многие часто посещали дом на Галерной, где собирался мистический кружок. Здесь бывали разные люди: степенные профессора, гвардейские офицеры, какие-то толстые помещицы, истошно кричавшие при первом скрипе половиц. Но иногда, влекомая духом декаданса, струившимся над вертящимися спиритическими столиками, к Рериху на Галерную влетала утонченная банда питерской богемы с Сержем Дягилевым во главе. Он сыпал остротами и дарил букеты из белых и алых роз ясновидице Елене и своей первой любви — танцовщику Вацлаву Нижинскому. Делал он это озорно и по-буржуйски щедро, соря каламбурами, взятыми взаймы у Оскара Уайльда.