— Здоровье портишь, — без уважения к чужому жалкому достатку сказал Звягин и приоткрыл форточку, устроив сквознячок.

— Дует, — сказал шофер.

— Я тебе плачу, — сказал Звягин. — Сначала на минутку к Ленинградскому рынку, вещи забрать. Дом я покажу.

— За простой — отдельно.

— Конечно, — сказал Звягин.

На Красноармейской он указал подходящий дом, велел стать у подъезда:

— Багажник открой сразу.

Пару минут провел в подъезде. Вполне подходяще. И лампочка не слишком яркая, и мочой пахнет.

— Слушай, друг, — вышел он растерянно, — его дома нет, помоги, пожалуйста, телевизор снести… одному никак не взять, и время в обрез.

— Какой? В багажник не влезет.

— Влезет! Как не влезет? — уверил Звягин. — Японский, не такой большой, но взять неудобно.

— Да я, в общем, не грузчик, — в сомнении отказался шофер.

— Еще пятнадцать рублей плачу, — нервно попросил Звягин.

— Поможем, — вылез шофер.

Войдя в подъезд, по всей логике ситуации, первым, Звягин жестко — конь копытом лягнул! — ударил его локтем под ложечку. Шофер согнулся и замер, распялив рот и выпучив глаза. Примерившись и успев пожалеть, что рукав куртки смягчит удар, Звягин локтем же, сверху, врубил ему — к-ха! — чуть левее темени. Послышался вполне деревянный стук, шофер обмяк и свалился на бок. «В десанте служили мы крылатом, а тут нельзя не быть орлом! — тихо пропел себе под нос Звягин. — Как это называлось там? а, — с расчетом кратковременного рауша. Кратковременного не кратковременного, а полчасика отдохнет. Достаточно».

Он быстро сволок шофера по ступенькам к двери в подвал, вынул из кармана стеклянную четвертьлитровую фляжку и полил ему грудь и бока водкой: «Объясняйся потом с милицией, родимый». Надел на правую руку кожаную перчатку, подпрыгнул и разбил лампочку: тихий дзень.

Все это заняло на несколько секунд меньше запланированной минуты.

Хлопнула входная дверь.

— Опять перегорела, — тихо и злобно произнес женский силуэт, всем существом мимолетно опасаясь проходящего мимо звягинского силуэта.

— Извините, — вежливо сказал Звягин, бренча на пальце ключами от такси.

В трех кварталах он тормознул у урны и сунул в нее парик, усы и кепку. Потом свернул в темный проулок, достал из сумки автомобильные номера и плотно надел, закрепил поверх настоящих.

— 87–19 ММТ, — удовлетворенно прочитал он. — Вышел на смену. Спасибо, чаевых не берем.

В кабине достал из бардачка путевой лист, аккуратно разорвал и выкинул, а на его место положил заготовленный заранее. Глянул техпаспорт. Заменил собственной карточку водителя на приборной доске. Дотронулся до прав в кармане. Серую куртку снял и кинул на пол к заднему сиденью, оставшись в синем свитерке. Кинул в кусты под домом фляжку из-под водки, некогда коньячную. И дал по газам.

Не обращая внимания на голосующих по пути (как истый московский таксист), он с умеренной лихостью гнал к знакомому уже дому. Незадолго до Кутузовского остановился еще раз в тихом месте, снял свитерок, оставшись в скромном темном костюме и голубой сорочке с галстуком, из сумки достал и надел светлый плащ, набросил на шею шарф. Порядок.