Барнарда, прилегшего днем подремать, разбудил телефонный звонок. Была суббота, и он недавно вернулся из больницы. Последнее время он плохо спал, поскольку постоянно думал о своем 53-летнем пациенте Луисе Вашакански, поступившем в больницу в сентябре с тяжелой сердечной недостаточностью после множественных сердечных приступов. Вашакански был синим, отекшим и не мог дышать. У него также развились почечная недостаточность и выраженная дисфункция печени, связанные с предельным увеличением сердца в размерах и его неспособностью нормально качать кровь. Тем не менее он был все еще жив. Когда Барнард встретился с ним пару месяцев назад и рассказал о возможности пересадки сердца, Вашакански сказал: «Здесь и думать нечего. Я воспользуюсь этим шансом при первой возможности». После этого он перестал слушать, что дальше говорил ему Барнард, и уткнулся в книгу.
Вашакански любил Барнарда, называл его своим спасителем и говорил, что он «человек с золотыми руками». Жена Вашакански была другого мнения. Она не доверяла хирургу, нервничала при мысли о пересадке сердца и не проявляла оптимизма, когда Барнард говорил о 80 % вероятности того, что ее муж перенесет операцию. Не знаю, откуда он взял эту цифру, учитывая, что подобные операции до этого на людях не проводились.
Сняв трубку, Барнард сразу все понял. Было доступно сердце: у Дениз Дарвалл, 24-летней белой женщины с типом крови 0, наступила смерть мозга. Барнард пообещал своей команде, что его первый донор будет белым: Южная Африка переживала период расовой изоляции, а хирурги и так нарушали этические границы, пересаживая органы от одного человека к другому. Они не хотели негативных комментариев о том, что первым донором с констатированной смертью мозга стал чернокожий человек. А Дениз Дарвалл оказалась идеальной кандидатурой. Решение было принято. Они собирались это сделать.
Эдвард Дарвалл, приняв тот факт, что обе женщины мертвы из-за какого-то несчастного торта, дал согласие на пожертвование органов. «Если вы не можете спасти мою дочь, то вы обязаны спасти того мужчину», – сказал он. Возможно, мысль о том, что его дочь станет первым донором сердца, успокаивала его.
Барнард понимал, что его осудят за извлечение сердца молодой женщины, но знал, что поступает правильно.
«Дениз Дарвалл попала в мир между жизнью и смертью, мир, созданный современной наукой и медициной. Она оставалась жива благодаря стимулирующим препаратам, переливаниям крови и, что самое важное, искусственной вентиляции легких. Скорость наступления ее смерти целиком зависит от того, как долго мы продержим ее на аппарате. Одно нажатие на выключатель приведет к немедленной остановке дыхания. Ее сердце продолжит биться три, четыре, может, пять минут, а затем замрет.
У нас будет три критерия, которые на протяжении веков считались основанием для констатации смерти: отсутствие сердцебиения, дыхания и признаков работы мозга. И Дениз можно будет признать мертвой по закону. Мы сможем передать ее тело для похорон или, как мы намеревались, вскрыть ее грудную клетку и извлечь сердце. С другой стороны, если сразу включить аппарат искусственной вентиляции легких и одновременно с этим запустить сердце дефибриллятором, то, скорее всего, девушку можно вернуть к непонятному существованию, которое мы только что прекратили. Из легальной смерти пациентка сможет снова перейти в мир между жизнью и смертью и продолжить существовать в нем неопределенное время в качестве биологического овоща».