– На Марсе около четырехсот миллионов детей… рождаемость падала последние двадцать лет…- бормотал он, – четыре тысячи стартов в день… потом увеличиваем до четырёхсот тысяч… создать орбитальные концентраторы, чтобы сократить время оборота – главное ведь вывести всех в космос… Да, мы успеваем! – сказал он громко, обращаясь ко всем, – если начать немедленно – мы успеем спасти всех детей!

– И наше культурное наследие. Наши ценности. Нашу систему воспитания, – добавил Леопард, – коллеги, этот план уже рассчитан. И полностью готов к исполнению.

– Останутся ли ресурсы, чтобы спасти выживших фаэтонцев? – спросила Камелия, – для этого не нужно много. Мы знаем, что на их дальних поселениях тоже есть дети. Мы можем хотя бы предложить…

– Мы никогда не были сторонниками геноцида, – ответил Леопард, – попробуем спасти тех, кого сможем.

Следующие несколько недель прошли как в тумане. Помогая марсианам, я в полной мере использовал свои возможности. Помогал обсчитывать ключевые моменты всей операции по спасению детей. Максимально экономил время и ресурсы.

Их общество оказалось удивительно сплоченным. Никто не секретил информацию о будущей катастрофе. Все понимали, что ждёт – и работали как проклятые, чтобы спасти детей.

Возможно ли было такое на Земле? Мне не хотелось об этом думать. Но почему-то я был уверен: нет, невозможно. Мы слишком разобщены, слишком эгоистичны. Конечно, кто-то бы спасся. Но точно не все дети планеты.

Я долго размышлял об этом. Пытался решить – означает ли это, что мы хуже? И понял, что на этот вопрос нет однозначного ответа. Мы всё-таки никогда не были настолько развиты. Нам никогда не угрожал мощный внешний враг…

Когда я ходил по улицам, то старался не поднимать взгляд. Потому что на каждом шагу были сцены, способные запасть в душу навечно, и рвать изнутри ещё долгие годы. Родители, едва сдерживающие слёзы. Катающие своих детей на каруселях, радостный смех – это чтобы они запомнили только самое лучше. Чтобы почувствовали напоследок, как сильно их любят…

Кай старался быть рядом, помогал мне. Первое время он часто пропадал в храме Ареса. А потом перестал туда ходить – уж не знаю, почему: то ли нашёл все ответы, то ли потерял веру. Зато он больше времени стал проводить со своей матерью, что не могло меня не радовать.

В тот момент, когда проектная модель будущего звездолёта была окончательно готова и проложен курс к звезде, у которой, по данным астрономов, был наибольший шанс обнаружить пригодную для жизни планету в поясе Златовласки, я, наконец, решил, что пора действовать.

Конечно же, к тому времени у меня созрел план.

Мне было очень жаль марсиан, и я выбивался из сил, чтобы помочь им – но всё-таки это была не моя трагедия. Мой мир остался там, в невообразимой дали будущего. Мои родители ждали меня. Я сходил с ума, когда представлял себе, как они встречают неведомую угрозу с неба – а меня нет рядом…

И Катя…

Да, конечно, она профессионал. Поэтому не спала со мной – из принципа. Но про себя я поклялся, что это изменится. Как только мы снова увидимся.

Шанс на встречу нам подарили фаэтонские технологии. Точнее, не совсем фаэтонские. Поле стазиса они получили, изучая свойства генератора пятимерных переходов.