В тот же вечер в Париже моряки обнаружили в зарослях острова Гранд Жат на Сене обезображенный труп женщины, который, судя по всему, очень долго находился в воде. Судя по обрывку веревки, обвязанном вокруг лодыжек, к телу, перед тем как бросить его в воду, привязали груз. После экспертизы судебный врач констатировал, что убитая была азиаткой, а точнее китаянкой, но комиссар Ланжевен пришел к другому выводу. То был труп маньчжурки, по имени Пион. Что касается убийц, то комиссар принял твердое решение не разыскивать их. Сожалея лишь о том, что он не может предупредить о случившемся Орхидею, комиссар закрыл это досье.
ЭПИЛОГ
Шато-сен-Совер: рождество 1918 года
Дорога, обсаженная платанами, вела к небольшому римскому мостику, под которым между каменистых берегов струился прозрачный ручей. Массивный автомобиль марки «Делайе-Бельвиль» затормозил на мосту, после чего вновь набрал скорость, приближаясь к замку. Солнце клонилось к закату и готово было вот-вот скрыться за холмами, а отблески его лучей уже не достигали долины с зарослями дикого розмарина, лаванды и ежевики. Сидевший за рулем Антуан бросил быстрый взгляд на Пьера Бо, целиком закутанного в шотландский плед, из которого торчала голова в шлеме.
– Ты не устал?
– Совсем наоборот! До чего ж прекрасно вновь оказаться в этих краях!
Оба друга утром выехали из Лиона. Пьер Бо выздоравливал там в военном госпитале, и Антуан без труда получил разрешение на то, чтобы забрать его на рождество в свои провансальские владения, где тот мог оставаться, сколько пожелает. Сюда же должны были выслать документы о его демобилизации.
Всю дорогу друзья почти не разговаривали. Ни того, ни другого никак нельзя было назвать болтунами. К тому же, Пьер понимал, что для управления автомобилем требуется внимание водителя. А за два предыдущих посещения Антуаном лионского госпиталя оба успели рассказать друг другу свою «историю войны». Ведь за четыре года военных действий им не довелось встретиться ни разу. Пьер, имевший опыт проводника спальных вагонов, мог бы остаться работать на железной дороге. Однако он предпочел пойти на фронт, причем в пехотные части. Пехота же, став «королевой битв», заплатила наибольшую дань богу войны. Наш художник, несмотря на свои пятьдесят лет, немало отличился на фронтах Востока, который был ему хорошо знаком. Он окончил войну без единой царапины, но с несколькими наградами и в звании полковника. Последнее вызывало у него скорее смех, чем тщеславие. Конечно, своим выдвижением он был обязан многим годам, проведенным в секретной службе, нескольким собственным успехам, но более всего – тому факту, что является зятем престарелого Депре-Мартеля, этого тайного столпа республики.
Узнав о своем произведении в полковники, Антуан отреагировал на новость приступом безумного, не характерного для него смеха. Представители высшего командования и представить себе не могли, что они произвели в высшие офицеры преступника. Но все это осталось в прошлом. Последним его подвигом в этом роде была кража в музее Чернуччи, где и похитил-то всего один экспонат. Впрочем, он не испытывал раскаянья в этом своем специфическом опыте. Ведь каждый раз, когда шел на преступление, делал это, чтобы помочь кому-либо. К тому же, лишив тех или иных состоятельных людей одной-двух драгоценных вещей, он не наносил смертельного удара их богатствам.