– Хорошо, что вы меня предупредили…

– Молчи, не перебивай. По всей видимости, он направится к торговцу мебелью на улицу Святых отцов, но я могу и ошибиться. Возможно, он велит отвезти себя на железнодорожный вокзал и сядет в первый попавшийся поезд. В таком случае садись в тот же вагон и поезжай за ним, куда бы он ни направился; постарайся лишь при первой же возможности послать мне телеграмму.

– Будет исполнено, сударь. Только вот, если придется садиться в поезд…

– Что, денег нет?

– В том-то и дело.

– Вот возьми. – Лекок достал бумажник. – Здесь пятьсот франков, этого тебе с лихвой хватит на кругосветное путешествие. Все понял?

– Простите… А что я должен делать, если господин Уилсон тихо-мирно вернется к себе в особняк?

– Дай мне закончить. Если он вернется, возвращайся вместе с ним и, как только его карета остановится перед особняком, дважды свистни, да посильней, сам знаешь. Потом жди меня на улице, но фиакр не отпускай: тебе, возможно, придется уступить его вот этому господину.

– Все понял! – ответил Зеленец и тут же исчез.

Оставшись вдвоем, папаша Планта и сыщик принялись мерить шагами галерею. Оба озабоченно молчали, как всегда бывает в решающий момент: за игорным столом никто не затевает пустой болтовни. Вдруг Лекок встрепенулся: в конце галереи он заметил одного из своих полицейских. Снедаемый нетерпением, он побежал навстречу ему.

– Ну?

– Сударь, дичь вышла из норы, и Зеленец ее травит.

– Пешком или в фиакре?

– В фиакре.

– Ясно. Возвращайся к своим товарищам и скажи им, чтоб были наготове.

Все шло, как хотел Лекок; торжествуя, он вернулся к старому судье, но господин Планта так изменился в лице, что сыщик встревожился.

– Вам нездоровится, сударь? – обеспокоенно спросил он.

– Нет, просто мне уже пятьдесят пять лет, господин Лекок, а в этом возрасте волнение пагубно. Теперь, когда мои желания вот-вот осуществятся, я дрожу и чувствую, что разочарование убьет меня. Мне страшно, просто страшно… Ах, зачем только я пошел с вами?!

– Но ваше присутствие мне необходимо, сударь. Без вас, без вашей помощи я ничего не смогу сделать.

– На что я вам?

– Чтобы спасти мадемуазель Лоранс.

При звуке этого имени силы вернулись к орсивальскому мировому судье.

– Ну раз так… – протянул он и решительным шагом устремился к выходу на улицу, но Лекок его удержал.

– Еще не время, – сказал он, – еще рано. Исход сражения зависит от четкости наших действий. Одна ошибка – и все усилия пойдут прахом, а тогда мне придется арестовать Тремореля и передать его в руки правосудия. Нам нужно поговорить с мадемуазель Лоранс минут десять, но никак не больше, и при этом необходимо, чтобы разговор наш был прерван приходом Тремореля. Поэтому давайте хорошенько все рассчитаем. Этому негодяю потребуется полчаса, чтобы доехать до улицы Святых отцов; там он никого не застанет; полчаса на обратный путь; допустим, четверть часа он потеряет по дороге – итак, на все про все час с четвертью. Значит, еще минут сорок придется потерпеть.

Папаша Планта не ответил, но Лекок понимал, что судья не в состоянии ждать столько времени на ногах после такого утомительного дня, после всех волнений и к тому же на пустой желудок – ведь со вчерашнего дня он ничего не ел. Поэтому сыщик увлек своего напарника в соседнее кафе и заставил съесть бисквит и запить глотком вина. Потом, понимая, что для безутешного судьи любой разговор был бы сейчас в тягость, Лекок купил вечернюю газету и углубился в сообщения из Германии.