– Потерпите еще минуту, – продолжал Лекок, – дальнейшие мои распоряжения будут зависеть от донесений, которые я услышу. – Затем он обратился к троице, которую посылал утром к торговцам мебелью: – Кому из вас удалось что-либо разузнать?

– Мне, сударь, – отозвался высокий молодой человек с бледным лицом и чахлыми усиками типичного парижанина.

– Опять ты, Зеленец? Право же, друг мой, тебе везет. Пойдем в соседний кабинет, но сперва скажи хозяину, чтобы принес нам бутылку вина, да пусть проследит, чтобы нас не беспокоили.

Вскоре все распоряжения были исполнены, и Лекок, усадив папашу Планта, самолично запер дверь на символическую задвижку.

– Теперь рассказывай, – велел он подчиненному, – и будь краток.

– Сударь, я понапрасну показывал фотографию доброму десятку торговцев, но наконец-то ее опознал один солидный мебельщик на улице Святых отцов в предместье Сен-Жермен; имя этого человека – Реш.

– Постарайся передать мне слово в слово все, что он тебе сказал.

– Это, заявил мебельщик, портрет одного моего клиента. Он пришел ко мне с месяц назад и сообщил, что ему нужна полная обстановка – гостиная, столовая, спальня и все прочее – для небольшого особняка, который он только что снял. Он не торговался и поставил только одно условие: чтобы все было готово, привезено, расставлено, шторы повешены, ковры постелены не позже чем через три недели, то есть к прошлому понедельнику.

– Каков был счет?

– Восемнадцать тысяч франков: половину авансом, остальное в день доставки.

– Кто платил во второй раз?

– Слуга.

– Как отрекомендовался этот господин?

– Как Джеймс Уилсон, но господин Реш признался мне, что на англичанина этот джентльмен не похож.

– Где он живет?

– Мебель была доставлена в особняк на улице Сен-Лазар, номер… возле Гаврского вокзала.

На лице Лекока, сперва изрядно озабоченном, изобразилась неподдельная радость. Его охватила законная и естественная гордость полководца, который видит, что военная хитрость удалась и врагу грозит поражение. Он позволил себе фамильярно хлопнуть старого судью по плечу и произнес только одно слово:

– Попался!

Но Зеленец покачал головой.

– Я в этом не уверен, – сказал он.

– Почему?

– Как вы сами понимаете, сударь, поскольку адрес я узнал, а время еще оставалось, я сходил осмотреть место, то есть этот особняк.

– И что же?

– Человека, который его снял, действительно зовут Уилсон, но на фотографии изображен не он, это точно.

Мировой судья не сумел скрыть разочарования, но Лекок не так легко поддавался отчаянию.

– Откуда у тебя эти сведения? – спросил он полицейского.

– Я поговорил со слугой.

– Олух! – воскликнул папаша Планта. – Вы же их спугнули!

– Ну нет, – возразил Лекок, – такого быть не может. Зеленец – мой ученик. Рассказывай, друг мой.

– Дошел я до особняка – очень богатый дом, сударь, и подумал: «Клетка вот она; узнаем, на месте ли птичка». Как тут быть? К счастью и по величайшей случайности, у меня был при себе луидор. Не раздумывая, опускаю его в желоб, по которому из особняка стекает в уличную сточную канаву грязная вода.

– И звонишь в дверь?

– Верно. Привратник – там, разумеется, есть привратник – отпирает мне, и я огорченно рассказываю ему, что вынимал из кармана носовой платок и обронил двадцать франков, так нельзя ли попросить какой-нибудь инструмент, чтобы выудить монету? Он приносит мне какую-то железку, сам берет другую, и мы мигом вытаскиваем золотой из желоба. Я прыгаю от счастья, словно мне невесть как повезло, и как бы в благодарность приглашаю его выпить.