— Как ты думаешь, Миш, мой прадед был хорошим священником?

Этот вопрос застал меня врасплох. Мороз был по убеждению, как и все готы, больше дьяволопоклонник, чем поклонник Бога. Хотя главной «религиозной» эмоцией готов была темная романтика. В отличие от сатанистов, готы не стремились к убийствам и прочим ужасам. Они больше играли в вампиров и прочую нечисть, будучи в душе романтиками. И я не знал, что Мороз вкладывает в понятие «хороший священник». Я долго жевал пищу, как будто следовал рекомендациям диетологов, и ответил ему так:

— Если коммунисты его расстреляли, значит, он был очень хорошим священником. А почему тебя этот вопрос так волнует? Я, например, даже не знаю как звали моих прадедов. Ни одного из четырех…

— Сам не знаю, почему. — Мороз налил мне и себе по чашке дымящегося кофе. — Это ведь так необычно, что прадед был расстрелян комуняками, что он был священником и служил здесь. Ты только представь, — он здесь молился, отпевал и что там еще священники делают…

— Крестил. — Щегольнул я своими познаниями.

— Да, крестил.

— Да, это необычно. У меня все гораздо проще — родители, простые работяги, правда, батя, как ты знаешь подфарцовывает. Деды и бабушки, насколько мне известно, тоже из крестьян. Прадеды, наверное, тоже в земле копались. Батя у меня вообще косопузый — рязанские корни…

— Подумать только! — Мороз перебил, потому как, похоже, совершенно меня не слушал. — Он когда-то служил здесь. — Мороз покраснел от гордости за своего прадеда. — Знаешь, мне иногда кажется, что я со своим прадедом как-то связан…

Мне оставалось только понимающе кивнуть ему в ответ. Тогда я не принял всерьез его слова. Мне они казались очередной готической бредятиной, столь притягательной для молодых, неокрепших умов. Кладбище, заброшенная церковь, расстрелянный коммунистами прадед-священник — все это было очень романтичным.

Мороз замолчал и пристально посмотрел на меня. — Предлагаю, Миша, подождать до вечера, часов до шести. А потом пойдем в церковь и переночуем там. Ты как, согласен?

Я согласился, так как Мороз был для меня безусловным лидером, которому я всегда и во всем доверял.

Наступил вечер. Мы допили чай с бутербродами, оставив немного еды на утро.

Затем пошли по старой разбитой дороге, как нам сказала бабка. Скоро показалась красная полуразрушенная церковь. Рядом с ней действительно было старое кладбище. Виднелись несколько больших надгробных плит. На одной из обваленных плит мы прочитали:

— Фаддей Голицын. 1829–1878. Ктитор. Его пожертвованиями и воздвигнут храм святых мучеников Космы и Дамиана в лето 1878 года. Завещал похоронить себя здесь, чтобы вечно молились за упокой его души.

— Вечно молились, ха-ха. Не угадал Голицын. Смотри, — Мороз указал на плиту, — этот Фаддей построил храм перед самой смертью. Интересно, он знал моего прадеда или нет?

— А ты знаешь дату или хотя бы год, когда его расстреляли?

— Нет. — Мы еще немного побродили по кладбищу и подошли к руинам самой церкви. Храм был небольшим, высотой с двухэтажный дом, лишь колокольня выпирала чуть выше. Одна красная кирпичная стена была разрушена наполовину, остальные стены и крыша вроде бы были в порядке. Храм напоминал чем-то выброшенный на берег корабль. У него были колокольня и купол. Правда, куполом его можно было назвать с натяжкой — на нем не то что не было креста — он был без обшивки и напоминал разломанный хулиганами скворечник.