— Да, Спиди, но… — он испугался. Во рту пересохло, солнце казалось слишком ярким, и он почувствовал, как сердце бешено заколотилось и в висках застучало. На языке Джек ощутил медный привкус и подумал: «Таким должен быть вкус „волшебного напитка“ — ужасным».

— Если ты испугаешься и захочешь вернуться, сделай еще один глоток, — закончил свое напутствие Спиди.

— И она будет со мной? Эта бутылочка? Ты обещаешь? — Мысль о том, что он может остаться там, в этой мистической стране, когда его мать больна, и должен вот-вот приехать Слоут, была кошмарной.

— Я обещаю.

— Хорошо. — Джек поднес бутылочку к губам… и отодвинул. Запах был ужасен — резкий и прогорклый.

— Я не хочу, Спиди, — произнес он.

Лестер Паркер смотрел на него, улыбаясь одними губами, но в глазах улыбки не было. Они светились, как звезды. Бескомпромиссно. Пугающе. А Джек вспомнил черные глаза: глаз чайки, глаз смерча. Его пронзил ужас.

Он протянул бутылочку Спиди.

— Может быть, ты заберешь ее? — спросил он, и голос его стал похож на бессильный шепот. — Ну, пожалуйста?

Спиди не ответил. Он не напомнил Джеку, что его мать умирает, и что приезжает Морган Слоут. Он не назвал Джека трусом, хотя ни разу еще в жизни Джек не чувствовал себя таким трусом, даже тогда, когда не смог прыгнуть с вышки в Лагере Аккомак, и ребята смеялись над ним. Спиди медленно повернулся и посмотрел на облака.

Теперь к ужасу присоединилось чувство одиночества, пронзая его безнадежностью. Спиди отвернулся от него; Спиди уходил.

— Ладно, — внезапно сказал Джек, — если это то, что ты от меня хочешь…

Он поднял бутылочку и, пока не передумал, сделал глоток.

Вкус был еще хуже, чем ожидал Джек. Он уже пробовал разные вина, даже узнавал вкус некоторых (особенно он любил сухое белое, которое мать подавала к столу к камбале, форели или меч-рыбе). Это было нечто вроде вина… но одновременно, вкус был противнее, чем у любого вина, которое он пробовал раньше. Вкус был и сладковатый, и гнилостный, и сильный. Это был вкус неспелых ягод.

Как только его рот обожгла эта ужасная сладко-пурпурная жидкость, он сразу же увидел эти ягоды: бледные, пыльные, плотные и отвратительные, на лианах, ползущих по грязной оштукатуренной стене в тусклом свете, в темноте, нарушаемой только гудением роя мух.

Он закрыл глаза, сморщился, пытаясь проглотить это. Его не вырвало, но он подумал, что если бы он съел что-нибудь на завтрак, то это бы произошло.

— Спиди…

Он открыл глаза, и слова замерли на устах. Он забыл, что ему чуть не стало плохо от этой пародии на вино. Он забыл о маме, о Дяде Моргане, об отце, и почти обо всем.

Спиди исчез. Огромная махина американских горок исчезла. Прогулочный Бульвар исчез.

Он был в другом месте. Он был…

— Территории, — прошептал Джек, и все его тело вздрогнуло от странной смеси ужаса и восхищения. Он почувствовал, что волосы зашевелились на голове, и странная усмешка искривила рот.

— Спиди, я здесь, мой Бог, я на Территориях! Я…

Вдруг он остановился. Он зажал рот и оглянулся кругом, осматривая место, куда занес его «волшебный напиток» Спиди.

Океан был на своем месте, но казался более темным и синим — цвета индиго. На секунду он замер. Ветерок взъерошил его волосы, Джек всматривался в горизонт, где океан цвета индиго сходился с бледно-голубым небом.