— Если я окажусь рядом с вокзалом, я постараюсь… — продолжал он.

— Ваши две минуты истекли.

— Черт возьми, кончилась мелочь. Дорогая, я тебя люблю, — сказал он.

Она поднялась по лестнице. Она не плакала, ей казалось, будто кто-то умер и оставил ее одну, испуганную, боящуюся новых лиц, новой работы, грубых провинциальных шуток, парней, таких молодых, боящихся самих себя, боящихся того, что они не могут вспомнить, как это хорошо — быть любимым.

Часы на вокзале показывали без трех минут полночь.

Контролер у загородки сказал:

— Свободные места впереди.

— Меня провожает друг, — объясняла Энн Кроудер. — Можно мне сесть с этого конца, а когда мы поедем, я перейду вперед.

— Они заперли двери.

Она в отчаянии оглянулась. Выключали свет в буфете: с этой платформы больше не будет поездов.

— Поторопитесь, мисс.

Заголовок в вечерней газете не давал ей покоя. Она подумала, что война может начаться раньше, чем они встретятся снова. «Он пойдет на войну, он всегда делал все как другие», — сказала она себе в раздражении, но тут же подумала, что любила в нем именно эту надежность. Она хотела, чтобы ее мужчина был обыкновенным, она хотела знать заранее, что он скажет.

Она бежала мимо вереницы освещенных фонарями лиц. Поезд был полон, настолько полон, что в вагонах первого класса можно было увидеть робких, странных людей, которые чувствовали себя неловко в глубоких креслах, которые опасались, что контролер выгонит их. Она отказалась от мысли найти вагон третьего класса, открыла дверь, бросила «Женщину и красоту» на единственное свободное место и пробилась к окну, переступая через ноги и высовывающиеся из-под сидений чемоданы. Паровоз разводил пары, дым несся над платформой, и трудно было разглядеть что-нибудь за барьером.

Кто-то потянул ее за рукав.

— Простите, — сказал толстый человек. — Я хотел бы купить шоколаду.

— Одну минутку, пожалуйста. Меня провожают, — попросила она.

— Его нет. Уже поздно. Вы не имеете права монополизировать окно. Я хочу купить шоколаду. — Он оттолкнул ее и помахал рукой с изумрудным кольцом. Она старалась увидеть барьер через его плечо, но он заслонил почти все окно.

— Мальчик! Мальчик! — кричал он, размахивая изумрудным кольцом. — Какой у тебя шоколад? Что-нибудь послаще.

Вдруг в щель она увидела Матера. Он уже миновал барьер и шел вдоль поезда, разыскивая ее, заглядывая в вагоны третьего класса, пробегая мимо первого класса. Она взмолилась:

— Пожалуйста, пропустите меня. Я вижу друга.

— Один момент. Один момент. А у вас есть «Нестл»? Дайте мне плитку на шиллинг.

— Пожалуйста, пустите меня.

— У вас нет денег помельче, — спросил мальчик, — чем десять шиллингов?

Матер прошел мимо. Она стучала в окно, но он не услышал среди свистков, стука колес тележек, провозивших последние чемоданы и тюки в багажный вагон. Двери захлопнулись, раздался свисток, и поезд тронулся.

— Пожалуйста, пожалуйста…

— Должен же я получить сдачу, — протестовал толстяк. А мальчик бежал рядом с вагоном, считая шиллинги на ладони. Когда она пробилась к окну и высунулась наружу, поезд уже проехал платформу, и она разглядела маленькую фигурку на конце асфальтовой дорожки.