Поезд снаружи засвистел, вагоны двинулись, как длинная полоса света в тумане, и пар помчался вдоль платформы. Рэвен на секунду отвернулся от нее; она подняла чашку и плеснула ему в лицо горячий кофе. Боль заставила его откинуться и прижать ладони к глазам, он зарычал, как зверь, — это была настоящая боль. То же чувствовал старый министр обороны, и женщина-секретарь, и его отец, когда скамейка ушла из-под ног и шея приняла груз тела. Его правая рука потянулась к пистолету, спиной он прижался к двери. Люди заставляли его терять голову. Он сдержался, с усилием победил боль ожога, мучения, толкавшие его к убийству.

_{>^{>— Ты под прицелом. Подними чемоданы. Иди впереди, — сказал Рэвен.}}

— Ты под прицелом. Подними чемоданы. Иди впереди с бумажкой.

Она подчинилась, сгибаясь под тяжестью чемоданов.

— Передумали? Могли бы доехать до Эдинбурга. Хотите сделать остановку? — спросил контролер.

— Да, — сказала она. — Да, именно так.

Он вынул карандаш и принялся писать что-то на листке. Энн хотелось, чтобы он запомнил ее и ее билет. Быть может, потом будут выяснять.

— Нет, — сказала она. — Я дальше не поеду.

И прошла за барьер, думая: «Он не забудет обо мне сразу».

Длинная улица бежала между маленькими пыльными домами.

— А теперь мне можно уйти? — спросила она.

— Ты что, думаешь, я дурак? — сказал он со злостью. — Иди дальше.

— Вы можете взять один из чемоданов.

Она бросила чемодан на мостовую и пошла дальше. Рэвену пришлось поднять его. Чемодан был тяжелым, Рэвен взял его в левую руку: в правой был пистолет.

— Так мы в Ноттвич не попадем. Нам нужно было повернуть направо за угол, — сказала она.

— Я знаю, куда идти.

— Хотела бы и я знать.

Маленькие дома бесконечно тянулись в тумане. Было еще очень рано. Женщина вышла из двери и забрала молоко. Энн увидела в окне бреющегося мужчину. Она хотела закричать, но тот был словно в другом мире. Она могла представить себе его тупой взгляд, медленную работу мозга, прежде чем он поймет — что-то не в порядке. Они шли дальше. Рэвен на шаг сзади. Она раздумывала, не обманывает ли он ее; должно быть, его ищут за что-то очень серьезное, если он в самом деле готов выстрелить.

_{>^{>Они шли дальше. Рэвен на шаг сзади. Она раздумывала, не обманывает ли он ее; должно быть, его ищут за что-то очень серьезное, если он в самом деле готов выстрелить.}}

Она высказала свои мысли вслух:

— Это что, убийство?

Шепоток страха донесся до Рэвена как что-то знакомое, дружеское. Он привык к страху. Страх жил в нем уже двадцать лет. Он ответил без напряжения:

— Нет, меня не за это ищут.

— Тогда вы не посмеете стрелять, — вызывающе бросила она.

Но у него был готов убедительный ответ, убедительный, потому что был правдой:

— Я в тюрьму не пойду. Пусть уж лучше повесят. У меня отца повесили.

— Куда мы идем? — снова заговорила она, все время настороже в ожидании своего шанса.

Он не ответил.

— Вы знаете эти места?..

Но он уже свое сказал.

И внезапно ей представился случай. У писчебумажной лавочки, глядя на витрину, заваленную дешевой бумагой, ручками и бутылками чернил, стоял полисмен. Она почувствовала, как приблизился Рэвен, все произошло слишком быстро, она не успела ничего решить, как они уже миновали полисмена. Было поздно кричать, полисмен был в двадцати ярдах, он уже не успеет на помощь. Она сказала вполголоса: