Кое-где на розах показались слишком ранние бутоны густого малинового цвета — цвета красного вина. На вершине холма в самом центре плескался фонтан, рядом находилась двухместная скамейка. Традескант набросил на нее свой плащ. Граф опустился на скамью и кивком разрешил Джону сесть рядом, как равному. Они разглядывали дворцовые сады, расстилающиеся перед ними, как карта, вытканная на гобелене.

— А наши леса, — посетовал граф. — Деревья, что мы посадили.

— А колокольчики весной, — вторил Джон.

— А фруктовый сад и гряда персиковых деревьев!

— А газоны! — Традескант кивнул в сторону гладкой травы, что лежала во всех дворах огромного дворца. — Таких газонов нет во всем королевстве. Ни одного сорняка! Парни, которые подстригают их, знают, что оставлять нужно только полдюйма.

— Не вижу никакой грязи в регулярном саду, — заметил Роберт Сесил, рассматривая сад именно так, как и было задумано, — сверху.

— Сейчас ее уже нет, — отозвался Джон с несвойственной ему раздражительностью. — Я все утро мыл камешки в ледяной воде.

— Еще мне будет не хватать охоты, — пожаловался граф.

— А я ничуть не пожалею, если исчезнут олени, объедающие весной молодые побеги.

Сесил покачал головой.

— Говорят, здесь самый прекрасный сад в Англии. И самый великолепный дворец. И что никогда не появятся другой такой дворец или сад, достойные сравниться с Теобальдсом.

— Согласен, — кивнул Джон.

— А я не смог сохранить его, — печалился граф. — Это месть за то, что мой отец казнил мать Якова. Король отнял у меня дом моего отца, его гордость и радость. Что я мог возразить на это? Я старался и так и сяк, изворачивался и увиливал, показывал другие дворцы. Это все моя вина. Мы с отцом построили роскошный, слишком прекрасный дворец. Он неизбежно вызывал зависть.

— Все здесь принадлежит королю. — Джон пожал плечами. — Вся страна. И все мы не более чем его слуги. И если ему захочется чего-нибудь, мы обязаны отдать это.

Граф с любопытством покосился на садовника.

— Ты действительно в это веришь?

Джон кивнул, лицо его оставалось открытым и бесхитростным.

— Он король Божьей волей. Отказать ему невозможно, это как пропустить молитву.

— Дай ему, Господи, таких же преданных подданных, как ты.

— Аминь.

— А теперь бросай мыть камни и начинай готовить растения к переезду. И выкопай эти проклятые луковицы.

Граф поднялся на ноги и застонал от боли.

— В холодную погоду у меня все кости ломит.

— Луковицы я оставлю, — возразил Джон.

Сесил поднял бровь.

— Вы подарили ему дом и землю, — продолжал Традескант. — Я тоже умею быть щедрым. Пусть весной король увидит эти тюльпаны. А для Хэтфилда я закуплю прекрасный посадочный материал в Нидерландах; не надо красть отсюда.

— Благородный жест садовника? — улыбнулся Сесил.

— И я порой не чужд благородства, — ответил Джон.

Когда Елизавета была прилежной девочкой, усадьба Хэтфилд в Хартфордшире стала для нее домом и тюрьмой. Юная Елизавета жила в страхе перед топором палача, годы царствования ее сводной сестры таили для нее опасность. И именно отец Роберта Сесила пришел к Елизавете в сад и принес весть, что теперь она королева.