Скоро пришел полковник Юсси Пеккала – худощавый человек лет сорока: быстрый взгляд, седые виски, на одной руке не хватает трех пальцев. Одет он был нарочито просто, даже непростительно просто. Серые галифе из силлы, лыжная куртка на застежке «молния», на ногах топорщились пьексы с высоко загнутыми носками. Если бы в петлицах его куртки не сверкали золотые львы с секирами в лапах, то Юсси Пеккала свободно сошел бы за мастерового.
Бросив кепи на лавку, полковник познакомился с лейтенантом и, не скрывая своего отношения к Кайсе, грубовато похлопал ее по сухой спине:
– Жрать, жрать, милая!.. А снег-то, – обратился он к Суттинену, – уже сошел, в низинах только… Вы, фронтовики, всю зиму на снегу в шинелях, как мухи в сметане. Теперь оживете!..
Пеккала достал большую коробку папирос, на которой была изображена снежная гора и на фоне ее – черный силуэт скачущего всадника.
– Курите, – сказал он, – русские. Вчера наши солдаты обоз один разграбили.
– Какой длинный мундштук! – удивился Суттинен. – Русские совсем не умеют экономить бумагу.
На столе появились рыба, картошка и спирт. Суттинен, открыв чемодан, щедро выложил две банки консервов. В руки попалась плетка, и он сунул ее за голенище сафьянового сапога.
– Ладно! – сказал он, оживляясь от запаха спиртного. – Выпьем за финского солдата, который стоит десяти москалей!..
Юсси Пеккала передернул гладко выбритой щекой, подумал и выпил. Кайса долила стакан водой, выцедила его до дна сквозь плотно сжатые зубы.
– Перкеле, – сказала она, ставя пустой стакан, – сколько там – десять, восемь, сотня или ни одного, – а нам больше не воевать с русскими!..
Полковник ел картошку, подхватывал своим блестящим пуукко куски вареной рыбы, улыбался синими, как у ребенка, глазами.
– Воевать с русскими, – сказал он после долгого молчания, снова наполняя стаканы, – это значит засушить финские земли, не иметь своего хлеба, ячменя, картофеля, это значит быть зависимыми от стран Европы. Вот, например, у меня усадьба в тридцать гектаров. Земля бедная. До войны вся наша Суоми покупала фосфаты и калийные удобрения в России. Это было близко и дешево. Три года войны с Россией – и наши земли засохли…
Он поковырял в зубах спичкой, посмотрел на Суттинена в упор:
– Я не люблю, когда при мне русских называют москалями или рюссами, – смело, даже чересчур смело для финского офицера, заявил он.
Суттинен залил обиду спиртом. В голове зашумело. «С утра не жрал, – вяло подумал он, – еще опьянею…»
– Ерунда! – сказал он, потрогав под столом плетку. – Надо захватить Хибины, разгромить Пиетари, и тогда у нас будут свои удобрения, своя картошка в Ленинградской губернии.
– Мне кажется, – весело ухмыльнулся Юсси Пеккала, – наша Суоми была бы сейчас рада сама отдать русским одну из своих провинций, только бы вылезти из войны…
– Как? – переспросил Суттинен, отрыгнув рыбой.
Но полковник стал чистить картофелину; вместо него ответила Кайса.
– Да, – сказала она, слегка покачнувшись, – на любых условиях. К черту все! Виипури, Сортавала, Петсамо, Карелия – все!.. Пусть русские ставят пограничные столбы хоть на Обсерваторной горке в Хельсинки, только бы вырваться!..