– Вам есть чем отблагодарить меня, – не дала договорить Ольге сестра Бригитта.
– Да? – подняла брови Ольга, продолжая отодвигаться от назойливой женщины.
– Да, – ответила Бригитта.
– Это чем же? – спросила Ольга, приготовляясь дать отпор кармелитке, если она потребует от нее греховных ласк.
– Ты не должна покидать нашу обитель! – перешла на «ты» монахиня.
– То есть? – опешила Ольга, не ожидавшая в разговоре такого поворота.
– Ты должна вступить в наш орден! – выдохнула сестра Бригитта, наконец перестав подбираться к сокровенному месту Ольги.
– Вы так думаете? – напустила на себя задумчивость Ольга.
– Да. Ведь тебе же нравится у нас?
– Нравится. Тихо, спокойно…
– Ну вот!
– Хорошо, я подумаю…
Изредка ночами к Ольге приходила бледная кармелитка. Она молча сидела в углу, наблюдая за Ольгой и изредка задавая вопросы.
– Вы знали мужчин? – спросила она однажды.
– Знала, – не сразу ответила Ольга. – А что?
– Много?
– Ну, несколько десятков наберется, – продолжая удивляться неожиданному вопросу монахини, ответила Ольга.
– А… какие они?
– Разные, – опять не сразу ответила Ольга. – Но, по большей части, примитивные и слишком доверчивые. Мы, женщины, намного терпеливее, хитрее, а самое главное – умеем недоговаривать. Остаемся загадкой, а мужчинам почему-то надо сказать все сразу, а это глупо…
– Я не женщина, – тихо произнесла бледная кармелитка. – Я девица…
В какой-то момент ей хотелось погладить монашку по щеке.
– Бедная девочка…
Нога наконец зажила полностью, и в монастыре Ольгу больше ничего не держало. Да и надоело ей в этой смиренной обители, где никогда и ничего не происходит. Одна тоска и какое-то вязкое уныние, отнимающее и силы, и желания. Кармелитки эти пусть хоть сгноят себя вместе со своими мыслями и телами в своих кельях за шитьем и вязанием. Это их дело. Или как они там говорят – Божье! Но ей с ними не по пути.
Разговора с настоятельницей Эмилией не получилось. Даже попытка «наставить» гостью на путь истинный была пресечена в самом зародыше.
– Это не мое, – просто ответила бывшая генеральша и честно посмотрела в глаза настоятельнице. – Удавлюсь я у вас здесь с тоски через месяц.
Бригитте она ответила примерно то же самое – правда, помягче. Как-никак, сестра вылечила ее ногу, а чувство благодарности атрофировалось у Ольги не полностью. К тому же Бригитта в самый последний момент сунула в ладошку Ольги золотую монетку в сто крон.
– Я буду вспоминать о вас, – сказала Ольга Бригитте и поцеловала ее в щеку. – Прощайте.
Когда женщина вышла за ворота монастыря, то слегка растерялась. Она понимала, что надо куда-то идти, начинать жить, изворачиваясь и околпачивая простаков. А таковых на ее век хватит. Но у нее не было ни денег, ни документов. Ее наверняка разыскивала полиция.
Было понятно, что ей придется непросто, пока она не покинет двуединую и такую негостеприимную монархию, зовущуюся Австро-Венгрией. Но что делать, ежели такова ее планида, как нередко высказывалась Бригитта.
Скоро ответ был найден: нужно идти вперед, а там как Господь рассудит. И тотчас невольно улыбнулась собственным мыслям: побыла-то в монастыре всего ничего, а уже думать стала, как монашка.